— Так вот ты, оказывается, какой, — с одобрением заметил он. — Недаром все называют тебя тельмановцем!
Потом на какой-то момент усталость сморила его. Глаза Савельева закрылись, голова опустилась на грудь. Теперь лицо его, казалось, состояло из одних только шрамов и морщин. Смирнов и Тельген на цыпочках вышли из комнаты.
Небо вдруг стало почти безоблачно голубым. Со всех сторон доносился грохот артиллерии.
Но когда Савельев и Смирнов в сопровождении рядового Кузнецова, который нес белый флаг, вышли на деревенскую улицу, Хировку снова объяла тусклая серость ненастного дня. Ординарцы, радисты и связные, увидев парламентеров, моментально умолкли.
Смирнов бросил на Савельева испытующий взгляд: тот шагал очень прямо, лицо его снова было по-юношески молодым. На кладбище, расположенном на окраине села, их встретил командир роты Трофименко, бойцы которого занимали здесь участок обороны. Трофименко внимательно посмотрел в бинокль в сторону немецких позиций.
— Что-нибудь видно? — поинтересовался Савельев.
— Ничего, товарищ подполковник, — опуская бинокль, ответил Трофименко.
— Ладно. Пошли! — обратился Савельев к Смирнову.
Солдаты в окопах стояли с автоматами на изготовку, гранаты находились у них под рукой. Пулеметы и минометы были готовы открыть огонь. Никто не курил, все молчали. Тишина стояла и там, на немецких позициях. Настораживающая тишина…
Все смотрели на офицеров в тщательно вычищенных шинелях и до блеска надраенных сапогах, в которых впору было идти на парад. Сотни пар глаз наблюдали за ними, когда они, минуя окопы, вышли на ничейную полосу.
Двадцать метров, двадцать пять метров… Впереди все оставалось неподвижным. Смирнов заволновался, ему показалось, что он услышал какое-то металлическое позвякивание и чей-то окрик. Неужели немцы решили?.. Он споткнулся. Рядовой Кузнецов, шедший сбоку, быстро поддержал его. Савельев, казалось, ничего этого не заметил; его взгляд был устремлен вперед, на мощных скулах выступили желваки.
«Тридцать метров… Пожалуй, мы не прошли и половины ничейной полосы», — подумал Смирнов. Ему почему-то вспомнилась маленькая деревушка Антоновка, которую немецкий гарнизон ожесточенно оборонял, несмотря на абсолютно безвыходное положение. Сержант, который был послан туда в качестве парламентера с ультиматумом, вернулся назад избитый до полусмерти, с выжженной на лбу звездой… Какая гарантия у них, что гитлеровцы и тут не прибегнут к коварству? Сегодня утром некоторые из них стреляли в Тельгена. А может быть, они сейчас с ухмылкой наблюдают, как парламентеры вступают на минное поле?
Савельев громко кашлянул и огляделся по сторонам. Ему не нравилась эта тишина. Нетерпеливым жестом он надвинул ушанку на лоб и зашагал быстрее. Сколько они уже прошли? Сорок метров? Пятьдесят? Смирнов перестал подсчитывать шаги. Он спешил, чтобы не отстать от подполковника. Рядовой с флагом тоже ускорил шаг.
Кажется, кто-то окликнул их сзади? Смирнов оглянулся. В этот момент Савельев толкнул его локтем в бок.
— Идут!
Действительно, несколько серых фигур показались из немецких окопов и неторопливо направились им навстречу. У одного в руках был маленький ящик, похожий на чемоданчик.
Во главе этой небольшой группы шел приземистый офицер в чине капитана. За ним следовали унтер-офицер и двое солдат. Капитан не производил впечатления кадрового офицера; он был уже немолод, и ходьба по вспаханному полю давалась ему с трудом. Громко переводя дыхание, он остановился примерно в пяти метрах от Савельева и Смирнова и по-военному отдал честь, приложив руку к меховой шапке. Его глаза беспокойно бегали от одного к другому, хотя и производили почти добродушное впечатление. Он приказал солдату с ящичком выйти вперед.
Смирнов знал, что находится в ящичке. Воспользовавшись временем до того, как его откроют, он внимательно всматривался в затененные касками лица унтер-офицера и обоих солдат.
После того как немецкий капитан, довольно сносно, с акцентом немца из Прибалтики, говоривший по-русски, выяснил, что командование немецких войск в Корсуне оповещено о прибытии советских парламентеров и желает принять их, он приказал открыть ящичек и вынул из него два белых платка.
Первому глаза завязали Савельеву. Унтер-офицер занял место справа от Савельева, а солдат, все это время с нескрываемым любопытством разглядывавший Смирнова, — справа от него. Потом они взяли парламентеров за локоть и повели их вперед, в сторону немецких позиций.