Ровно две недели назад он заверял фюрера в своей верности. 27 января Гитлер вызвал к себе в ставку всех командующих армиями, сражавшимися на Восточном фронте, и большое количество высокопоставленных офицеров и прочитал им доклад о необходимости повышения национал-социалистского воспитания войск. В заключение он сказал: «…И если дело дойдет до крайности, то тогда последними при знаменах должны остаться фельдмаршалы и генералы». Зал встретил эти слова фюрера мрачным молчанием. И вдруг кто-то громко выкрикнул: «Так и будет, мой фюрер!» Этим человеком был Эрих фон Манштейн.
В нормальных условиях от Манштейна нельзя было ждать готовности к капитуляции. Однако начиная с 27 января условия ни в коем случае нельзя было назвать нормальными. Штеммерман никак не мог себе представить, чтобы такой опытный командующий, каким был фельдмаршал, не отреагировал бы на необыкновенную обстановку на фронте принятием необходимых мер.
Начальник штаба группы армий генерал Буссе был человеком дела, одним из тех, кто, несмотря на свою близорукость, энергично высматривал, где, что и как можно организовать, и тем самым выигрывал в какой-то степени в глазах посторонних, особенно подчиненных, которым как раз этих качеств и недоставало.
Буссе очень мешало то, что люди обычно выходят из равновесия. Он осуждал командующих, которые нервничали в тяжелой ситуации, и даже критиковал ОКБ, которое все еще приказывало держаться. Однако критику, которую он мог себе позволить, можно было уложить в следующие слова: «Одному этого невозможно понять». Когда он произносил эту фразу, его полный подбородок и дряблые щеки начинали трястись, он принимался тщательно протирать очки, и его равновесие восстанавливалось. Короче говоря, Буссе целиком и полностью следовал во всем за Манштейном.
Подполковник Георг Шульце-Бютгер, руководивший в течение полутора лет у Манштейна отделом 1а, попал в это окружение отнюдь не случайно. Он очень быстро сделал военную карьеру благодаря своим способностям разбираться в оперативном искусстве. Его умение занимательно вести любую беседу, его справедливость снискали ему симпатии товарищей и начальников. К тому же он умел отбрасывать лишнее при описании событий, подавая их неприкрытую суть. Он был связан с генерал-полковником Людвигом Беком, который еще в 1938 году попал в опалу. И поскольку Вильгельм Штеммерман не мог знать подробностей, то он считал, что своими саркастическими замечаниями, отпускаемыми по поводу приказов фюрера, Георг Шульце-Бютгер больше скрывает, чем критикует. На основании этого генерал питал надежду, что в штаб-квартире группы армий он прежде всего может надеяться на поддержку Шульце-Бютгера.
Из размышлений, в которые погрузился генерал Штеммерман, его вывел телефонный звонок из штаба 8-й армии. Ему передали приказ вновь возобновить боевые действия на участке возле Стеблева, запретив впредь вести какие-то бы ни было переговоры с представителями обоих советских фронтов.
Генерал Штеммерман принял приказ к сведению. Разобравшись в обстановке и соотношении сил воюющих сторон, он понял, насколько опасным оказалось его положение. По-деловому оценив его, генерал мысленно сказал самому себе, что ни в каком случае не получит в верхах ни понимания, ни поддержки в вопросе о капитуляции, если только ему на это не будет отдан приказ свыше. Во всяком случае, согласованный отвод войск был бы одобрен некоторыми генералами. Но даже для этого ему необходимо переговорить с полномочными представителями советской стороны, а для переговоров с ними надо заручиться согласием Вёлера. Но кто знает, будет ли Вёлер просить это согласие у Манштейна или, быть может, рискнет дать его сам?
Думая обо всем этом, Штеммерман пришел к мысли, которая испугала его. Он понял, что настал момент, когда он должен действовать сам, если Вёлер и Манштейн не пойдут на этот шаг. И тут он по-новому взвесил возможность успеха в связи со второй попыткой Манштейна по деблокированию, которая будет не только не слабее первой, но и намного сильнее ее. И если он, Штеммерман, одновременно ударит с удвоенной силой из котла, то, возможно, что решение этой трудной задачи удастся найти с помощью оружия. Подумав так, генерал обрадовался приказу Вёлера — ему как командующему импонировало, что перед ним поставлена столь серьезная задача.