А разговор за дверью тем временем набирал обороты, и собеседники уже начали откровенно повышать голос. Я уже даже почти начал разбирать, о чем они говорят, и тут оппонент Дракена сорвался окончательно и заверещал:
— Ни в коем разе совет не одобрит ради какого-то оборванца отчислять сына главы гильдии купцов! Никогда такого не будет, слышишь⁈ Никогда!
Глава 11
Все чудесатее и чудесатее… Вот значит как адмирал собирался зачислить меня в академию, вот про какой «недобор» он вел речь. Про недобор, который он сам же, своими собственными руками, и собирался организовать! Хитро, ничего не скажешь, хитро.
И, кстати, это не просто занятный факт, а очень важный занятный факт. Потому что если адмирал позволяет себе подобные вольности, пусть даже в пику какому-то пока еще неизвестному мне, но явно не последнему в академии человеку… То логично, что и сам он занимает далеко не последнее место в академии. А то, может статься, даже и повыше уровнем, чем его собеседник.
И следующая фраза адмирала подтвердила мои самые смелые предположения.
— Лорд Крукс, при всем уважении, не забывайте, с кем разговариваете! — адмирал тоже перешел на повышенные тона. — Не забывайте, что именно мои предки основали академию и когда-то давно ни в каком совете они вообще не нуждались! Но даже после появления этого самого совета кто неизменно был его главой? Это всегда был кто-то из рода фон Дракенов, левиафана мне в трюм! Поэтому не надо мне тут рассказывать, на что совет пойдет, а на что — нет! Меня это не интересует! Я сказал, что будет так — значит будет так, и это не обсуждается! Я боевой адмирал, а не кабинетная крыса, и я руковожу академией потому, что у меня к этому лежит сердце, а не потому, что это выгодно! Так что можете считать, что я вас просто поставил в известность, а не спрашивал вашего на то разрешения! Я в нем не нуждаюсь!
И за дверью оглушительно загрохотали тяжелые недовольные шаги, а через две секунду она открылась, и из нее вышел адмирал, сурово сведя брови и чуть ли не огнем из ноздрей пыхая. Наверное, единственное, что его удерживало от этого — понимание того, что так он себе бороду подпалит.
Адмирал бросил на меня быстрый взгляд, в котором все еще отчетливо просматривались всполохи злости, но он слишком хорошо умел себя контролировать для того, чтобы срывать ее на мне. Боевой адмирал, как есть.
— Идем. — буркнул он. — Сперва тебя покормим, а потом заселим.
Мы снова спустились на первый этаж, адмирал провел меня через несколько дверей и за очередной из них скрывалось то место, в которое мы и шли — столовая.
И, когда я в ней оказался, у меня возникло стойкое ощущение того, что я тут уже был. В голове моментально вспыхнула яркая, въевшаяся в памяти за сотни и сотни посещений картинка, наложившаяся на реальность так же легко и непринужденно, как накладывается верхняя галочка прицельной сетки ПСО-1 на центр мишени на смешном расстоянии в сто метров.
В столовой стояло полтора десятка железных отполированных столов, на каждом из которых вверх ногами торчало по шесть стульев — значит, на шестерых, итого почти сотня человек может одновременно принимать пищу. А брать они ее должны в противоположном от входа конце зала, с раздачи, представляющей собой длинный железный короб, поверх которого приладили еще одну дополнительную полку — для посуды, надо понимать. Украшала все это дело тройка труб, наваренных на уровне пояса, по котором предполагалось двигать заполняющиеся тарелками едой подносы от одной точки раздачи до другой. А вот, кстати, и сами подносы стоят стопкой на раздаче — тоже стальные, местами мятые, явно старые, но все как один отполированные в зеркало.
Пожалуй, материал подносов и был единственным отличием этой столовой от той, что осела в моей памяти — я-то ожидал более привычного пластика или там бакелита, не знаю, а тут тяжелая листовая сталь. Все остальное было совершенно одинаковым, и таким привычным и живым, что я будто бы на мгновение окунулся в собственное прошлое. Даже как-то потеплело на душе.
В столовой, конечно же, никого не было, и она вообще выглядела так, словно никогда в жизни и не работала, но кое-что нарушало эту картину. Дверь, спрятанная за раздачей, с круглым стеклянным окошком на уровне глаз, была приоткрыта, и оттуда раздавался неясный шум, иногда перемежаемый звоном металла о металл.