Все на причале, включая меня, перевели взгляды туда, откуда раздался этот звук — в сторону той самой пещеры, в которую уходило продолжение причала. Я так и не узнал, что там находится, но именно в ту сторону уходил Стуков, когда его окликнули, и именно оттуда раздался удар колокола.
И сейчас оттуда, из непроницаемой черноты природной пещеры, лишь слегка подсвеченной тусклыми лампами по одной из стен, неторопливо, игнорируя качку и пронзительный ветер, выходил корабль.
Это был не тот корабль, на котором адмирал меня доставил к Вентре. Это был даже не его «однопроектник», если в этом мире вообще существуют какие-то типовые проекты боевых кораблей, по которым их строят. Этот корабль был совершенно другим. Он был…
Старым.
Не таким старым, каким мне поначалу показался «Бекас», нет. Еще старее. Можно даже сказать «древнее». Настолько древнее, что с его палубы росли вверх, подпирая небо, самые настоящие мачты с реями и вантами, и разве что бушприта на носу не хватало для полного набора. Обшивка его уже была металлическая, но палуба, весь такелаж, и даже невысокая, всего в один этаж, плоская надстройка — все еще деревянные. Вместо привычного винта и так волнующееся море еще больше вспенивали два огромных гребных колеса по бокам корпуса, а две тонкие длинные трубы выдыхали в небо едва заметные, почти прозрачные, облачка. Стало быть, это даже не теплоход, а самый натуральный пароход, на дровах, или там угле, уж не знаю…
На палубе исполина, напоминающего проснувшегося от спячки древнего дракона, возле самого фальшборта стояло полтора десятка людей в форме морской академии, и некоторых из них я даже узнал — фон Дракена, стоящего в самом начале строя, и, конечно же, Стукова, с которым совсем недавно познакомился, он этот строй замыкал. Все преподаватели (а кто еще это может быть?) как один стояли, держа правую руку на левом плече, и не шевелились, несмотря на пронизывающий ветер и соленые брызги. Это явно было каким-то жестом, причем важным и значимым, вроде отдания воинского приветствия, но до этого момента я не видел, чтобы кто-то его хоть раз применял.
Корабль бесшумно подкрался к причалу и остановился возле него, прямо напротив курсантов, и тут я увидел, что на корме у него закреплен тот самый колокол, звук которого пять минут назад заставил всех заткнуться вернее, чем окрик старшины после отбоя. Колокол действительно был огромный, такой огромный, что, казалось, все это судно было построено лишь только для того, чтобы таскать его на себе… Хотя несколько пушечных портов в бортах, сейчас прикрытых заслонками, намекали, что у корабля в запасе еще есть пара-другая сюрпризов.
И один из них, который я заметил в самую последнюю очередь — у корабля не было названия. Ни на скуле, ни возле ватерлинии, ни даже на кожухах колес — нигде не было написано ни единого слова. Лишь герб морской стражи, что на абсолютной непроницаемой черноте судна выглядел как яркая клякса. Настолько яркая, что даже, пожалуй, не к месту яркая.
Корабль остановился возле причала, почти вплотную к нему, и колокол на корме снова загудел. К нему никто не подходил, его никто не трогал, но все равно по Академии прокатилась мощная акустическая волна, проникающая в каждую ее комнату, в каждую щель, и возвещающая, что сейчас что-то будет. Что-то настолько же величественное и грандиозное, как появление безымянного черного исполина из своего пещерного логова.
И оно случилось.
Глава 15
— Дамы и господа, я — адмирал Виктор фон Дракен, рад приветствовать вас в рядах курсантов нашей Академии!
Голос адмирала разнесся по причалу так же легко, как и громогласный удар колокола. Да он, собственно, и по громкости ему почти ничем не уступал, даже странно, что человек способен говорить на такой громкости!
Впрочем, нет… Прищурившись и присмотревшись, я разглядел на шее капитана что-то вроде декоративного ошейника, слабо светящегося голубым — явно что-то мариновое. Наверняка именно этот артефакт и позволял ему говорить словно бы через рупор… Даже лучше, чем через рупор, поскольку голос совершенно не искажался, а только лишь делался громче, как на хорошем ламповом усилителе.
— Кто-то из вас здесь в первый раз, кто-то нет. — продолжил адмирал. — Для кого-то этот учебный год последний, а кто-то наоборот — только-только начинает свое обучение. Кто-то выйдет из стен Академии простым, хоть и очень профессиональным, матросом, а кто-то станет капитаном, а в будущем — как знать, — может, даже и адмиралом! Но даже если вы останетесь матросом, вы будете элитным матросом. Лучшим из лучших. Таким, какого с руками оторвали бы на любой корабль… И, конечно же, таким, который ни на один из этих «любых» кораблей никогда не попадет. Те, кто связал свою жизнь с морской стражей, остаются верны морской страже, так всегда было и так всегда будет. И так как каждый из вас выйдет отсюда одинаково идеальным представителем своей специализации, условия обучения для всех тоже будут одинаковыми. Здесь, в Академии, нет никакой разницы между знатным и безродным, кроме, разве что, разницы в программе обучения. Обычная у вас система или продвинутая, богаты ваши родители или бедны, здесь никого не волнует. Здесь нас волнует лишь то, как хорошо вы умеете впитывать новую информацию и насколько готовы связать свою жизнь с морем и морской стражей. И, как я всегда говорю, если вдруг вы решили, что не готовы, или если вдруг вы передумали, то разворачивайтесь и уходите сейчас. Всех же, кто останется, я рад приветствовать в рядах курсантов морской стражи! Впереди у вас долгий и трудный путь, который смогут пройти не все. Но те, кто пройдут, станут самыми известными и знаменитыми людьми во всей Вентре! И, как знать, может быть, кто-то из вас когда-нибудь в будущем будет стоять на борту нашего исторического флагмана и приветствовать новоприбывших! Ну а пока что — с прибытием, наши дорогие курсанты! С прибытием вас, и, конечно же, нас!