– Может быть, но суперагент пришёл всё-таки не к Роулинг, а ко мне, – ответила Ксения. Подойдя к дивану, она достала из-под подушки изящный маленький телефон и набрала номер. Ждать ей пришлось почти целую минуту. Потом она очень бойко заговорила, усевшись к столику:
– Hello, Steven! Good morning! Sorry, good evening. How do you do? No, I’m not ok. I can’t finish my work, because my computer has been stolen. No, it’s impossible. Yes. I’m sorry, goodbye.
– Со Спилбергом говорила? – спросила Аля, когда мобильник был с раздражением и досадой брошен на стол. Ксения опешила.
– Да! Но как ты … ой, я забыла, что у тебя по английскому было пять! Алька, Алька! Надеюсь, ты никому не скажешь, что я ему писала сценарий для будущего блокбастера? Или скажешь?
– А что это за вино стоит на столе? – ушла от прямого ответа Аля. Ксения озадаченно протянула руку к бутылке – откуда, дескать, взялась и почему полная? Тут писательница заметила, что под ней – некая записка. Она её осторожно вынула, пробежала глазами текст.
– На этой бумажке что-то написано? – поинтересовалась Аля, зевая как можно шире.
– Да, чушь какая-то.
И листок был яростно скомкан. Аля, вскочив, вырвала его у подруги, расправила и прочла, очень драматично играя голосом:
– Ксюха! Искать меня не пытайся, напрасный труд. Деньги за компьютер и куртку я тебе перечислю когда-нибудь. Не грусти, найдёшь себе парня. Ты – тёлка видная, хоть и дура.
– Какая куртка? Дублёнка с мехом овцы! – захныкала Ксения, получив обратно записку и сразу её порвав на восемь частей, – сволочизм какой-то!
– Ещё какой, – согласилась Аля, пройдясь по комнате, – мех овцы – это как раз то, что тебе подходит как нельзя лучше. Кто он, этот козёл?
– Откуда я знаю?
– Ксюха! – топнула ногой Аля, – хоть у тебя в голове дыра, ты всё же не можешь не знать, кто был у тебя в гостях, судя по записке – не в первый раз, и, кажется, с блеском проводил время!
– Записка лживая! В ней ни слова нет ни про джинсы, ни про ботинки!
– Так ведь они у меня!
Ксения взглянула с недоумением.
– У тебя?
– Конечно! Я только сейчас вспомнила об этом. Позавчера ты из литературного клуба хотела выбежать голая, чтоб скорее такси поймать. Тебя не пустили, а я взяла часть твоих вещей – не помню, зачем, и с ними домой поехала. И они теперь у меня!
– А ты ничего не путаешь?
– Нет!
Ксения задумалась.
– Хорошо. Предположим, штаны с ботинками – у тебя. И чёрные трусики. Их я тоже не вижу. Ну, а презервативы-то где?
– Они под диваном. Отдельно от упаковок.
– Да? – проронила Ксения. На её лице появилась такая жалобная растерянность, что у Али дрогнуло сердце. Она сочувственно провела своим длинным пальцем по носу Ксении.
– Неужели ты ничего не помнишь?
– Почему? Помню. Кузнецкий мост. Ресторан. Мужики какие-то. Блок. Такси. Дальше – ничего.
– Ты что, в ресторане читала Блока?
– Нет, разумеется! У меня был его портрет, который я днём купила в художественном салоне. А, кстати, вспомнила! Представляешь – меня в такси не пустили с этим портретом!
– С портретом Блока? Как это могло быть?
– Таксист заявил, что он пассажиров с такими рожами не сажает!
– А ты уверена, что он Блока имел в виду?
– А кого ещё? Мы с этим портретом были вдвоём! Я пошла пешком, но вскоре замёрзла и положила Блока на лавку, чтоб взять другое такси.
– И другой таксист тебе ничего не сказал про рожу?
– Конечно, нет! Я ведь положила Блока на лавку. А дальше я уже ничего не помню.
Аля с печалью села за стол и взяла бутылку. Наполнив оба стакана, она с суровостью отчеканила:
– Кто кладёт на лавку Блока, тот останется без сока!
– Нам не требуется сок, если есть вина глоток, – отозвалась Ксения. Тут раздался скрип входной двери. Туман оскалил клыки. Но он их сразу убрал, так как вошли Рита и Лена. Обе они от стужи были румяными. Глядя, как одна снимает пальто, а другая – куртку, Аля сказала:
– Вот кого надо бы вместо Блока на лавочку положить! Курицы мороженые!
– Не буду я вместо Блока ложиться ни на какую лавочку, – заупрямилась Рита, – пускай этот символист валяется на ней сам, пока на него не сядет какой-нибудь Адамович! Или Поплавский. Или Том Харди. Мне интересно будет послушать, что скажет Блок этим странным людям и что услышит в ответ.
– Да, Блок переоценён, – согласилась Ленка, гладя Тумана, который вежливо приподнялся и опять лёг, – даже две тщеславные обезьяны, напившиеся вина, высмеивают его с позиции акмеизма!
– Сударыни, мы пока что ещё не начали пить вино, – возразила Ксения. Войдя в комнату, Рита сразу сняла ботинки перед диваном, и, растянувшись на нём ничком, мгновенно уснула. Она была никакая после бессонной ночи и двадцатиминутного разговора в машине с Еленой Викторовной Петровой. То есть, Троянской. Последняя, сев к столу, поинтересовалась: