– Я могу открыть вам большой секрет, – ушла от ответа Аля, сделав пару глотков из чашки, – поэзия – это луч, который Сварог направил на Землю, дабы её умиротворить. И если поэзия не способствует миру, то это, значит, и не поэзия никакая, а вредоносная иудейская болтовня!
– Да ты идиотка, – вошла во гнев Пастухова, – поэзия выше мира, выше войны! Она никогда никому не служит. Солнце на небе – не для того, чтобы твоя жопа на пляже приобретала красивый цвет. Оно – компонент Вселенной, которая как-нибудь обойдётся без красоты твоей задницы. А поэзия – это душа Мироздания, и нельзя её превращать во что-то другое, как это делают футуристы и им подобные. Если ты бьёшь ногой по Земному шару как по мячу, он может пойти навстречу твоей фантазии, только чем это кончится? Выполняя заказ правительства, Маяковский издеванулся над суицидом Есенина, а потом застрелился сам!
– Ори сколько хочешь! – стукнула Аля кулаком по столу, привлекая внимание окружающих, – а я ела гриб-мировик! Меня твои вопли не спровоцируют на агрессию, мне Сварог дал силу и мудрость!
– Разве славяне ни разу не воевали ни с кем? – спросила Троянская, наполняя вином бокал. Аля торжествующе закивала:
– Да, разумеется, воевали, но в мирных целях! Иногда надо повоевать маленечко, дабы предотвратить большую войну. Уж лучше пролить маленькое озеро крови, чем океан! Согласись.
– Мне трудно с тобою не согласиться, ибо я много часов подряд глядела на океан, когда проходила лётную практику, – согласилась Ленка, – короче, ты меня убедила. Когда мы едем на дачу?
– Поехали завтра утром. Ночую я у тебя. Замётано?
– Будь я проклята, если нет!
Дроздова и Пастухова в этот момент глядели на сцену. И не случайно. Телезвезда сползала с неё, раздавленная вопросом авторитетного критика, не был ли Константин Петрович Победоносцев ярым антисемитом, о чём свидетельствуют такие-то и такие-то документы. Вопрос её не смутил бы, если бы она вдруг не заметила, что в зал входит со своей тросточкой Николай Абрамович Епифанцев, друг и советник главного спонсора презентации книги. Вслед за писательницей покинул сцену историк Николай Хариков. Ему тоже внезапно сделалось плохо от духоты. Под аплодисменты – впрочем, довольно жидкие, к микрофону вышел издатель. Он поблагодарил автора, выразил восторг спонсору, обозначил дружескую симпатию к публике и прибавил:
– Спешу сообщить, друзья, что в зале присутствует лауреат конкурса «Ночь поэзии в облаке Андромеды», каковой конкурс был также организован нашим дорогим спонсором, Михаилом Борисовичем! Приветствуйте – Юлия Пастухова!
– Ура! Ура! – заорала Аля, дабы установить с Пастуховой мир, и что было силы зааплодировала. Все в зале, кроме телезвезды, которую два десятка её друзей отпаивали шампанским, последовали примеру рыжей охотницы. Николай Абрамович помахал всем так, будто он был сам Михаил Борисович. После этого он подсел к Юльке Пастуховой, сначала поцеловав трёх её подруг, а Риту ещё ущипнув за задницу. Но издатель никак всё не успокаивался.
– Друзья, давайте попросим Юлечку Пастухову прочесть нам пару стихотворений, – предложил он, – Юлечка, прошу вас на сцену! Доставьте нам удовольствие, Андромеда вы наша! Заставьте нас пять минут летать среди звёзд!
– Ура! – опять завопила Аля и начала Юльку со стула спихивать. Той пришлось улыбнуться, встать и взойти на сцену. Старый козёл без всяких дальнейших глупых кривляний и болтовни освободил место у микрофона. В зале установилась мёртвая тишина и полная неподвижность. Точнее, не совсем полная – рука Кольки, лежавшая на коленке Риты, немножко двигалась. Двигалась она поступательно, к животу. Рита улыбалась, глядя на Пастухову. Та начала читать большое стихотворение про крапиву. После второй строфы сидевшие за столами тихо вернулись к еде, напиткам и разговорам. Но Пастухову это ни капельки не смутило. Её большие глаза были очумело подняты к потолку, её декламация становилась звонче и звонче. Казалось, ещё минута – и поэтесса просто уже взлетит на ангельских крыльях.
– Она что, дура? – скривила губы Троянская. Подозвав красавца-официанта, она спросила ещё вина.
– Тот чёрный «Опель-Омега» двигался за тобой случайно, – прошептал Колька на ухо Рите. Его рука уже добралась до самого верха её бедра. Рита её сбросила.
– Что за бред? Это была слежка, самая настоящая! Или ты считаешь меня запуганной идиоткой?
– Ты проявила бдительность. Молодец. Но за рулём «Опеля» была женщина, вполне мирная. У неё четверо детей и двое мужей.
– Кто эти мужья?
– Да, можно сказать, никто.
– Куда она ехала?
– В «Садовод». Это такой рынок. Там продают животных. Она частенько ездит туда с детьми.