Никто не углублялся в то происшествие. Разговоры доходили до того, что арестанты могли это сделать, - расчленить автоматчика тут же в подвале и выбросить в окно по частям. Ведь до самой своей пропажи он регулярно навещал пленных. Мне эта история сейчас взошла.
«Надеюсь, не придется принять такую смерть?» – Думал я, и жалел о том дурном безрассудстве, что разоружился там наверху догола, то есть аккуратно выложил пистолет под куст, в тень, снял нож. Теперь как? Даже знака не осталось, ни вида от оружия. Чертова педантичность. Хрен, короче, меня кто найдет…
- Он пуст, - верно, определил кто-то из нижних насчет полного отсутствия у меня оружия.
- Ясное дело, а то бы вел себя по-другому.
- Пусть полазит.
К тому времени я преодолел все ступени и бесполезно дергал дверь.
- Ну, спускайся, хорош. Боязно?
- А что мне боязно? – ответил я тут же сверху, судорогой дрожал корень языка. Я изучал огромные щели между дубовых досок двери и различил подмятое место под моим «ТТ».
- Мне боятся нечего. – Отвечал я. - Вам же тоже жить хочется. Начальство знает, где я.
Так я соврал.
- Врет… - Отметил кто-то.
- Вот и проверим, - ответил другой.
Что делать мне? Не сидеть же воробьем на верхней жерди. Спустился.
Лезу, а сам вспоминаю: из взвода точно знают, что я здесь. Только сегодня все отправились по окопам. Где я делся? Кто поинтересуется? Скажут, в другое место командировали. В ближайшие сутки, короче, зеро.
И передо мной вновь родилось растерзанное лицо Барахтина. Оно лезло ко мне, в душу, страшное. Разорванные полоски листьев небритой кожи…
- Давай уже задний ход!
- Снизойди! – Потешались снизу.
- Что ты тут притащил поснидать?
Пустые ведра, которые я должен был забрать с собой, и потому взял их с со-бой, наверх, с грохотом посыпались вниз, когда я разжал руку.
Этим я показал, что казусное происшествие для меня не край. И на мой счет, любезны, будьте, не пускать корявых шуток, чесать разнузданными своими языками. Я сил сейчас на четверых их имею и смогу постоять за себя.
Мое действие, с упущенными ведрами, произвело короткое и значимое впечатление. Большинство шутников притихло. К тому же я спускался уверенно твердым шагом, а в голове подскакивало: «и что же дальше?»
- Ты гляди, как топает!
Я коснулся ногой земли. Услышал:
- Не трогай, ребята, его. Посмотрим, может важный гусь, и из него что-нибудь выжмем. Пригодится.
- Что с него выжмешь? Гниду?
- Не скажи… А ты, приятель, давай-ка сюда. Здесь спокойно будет.
- Ну, давай, не тормози. Да лапы аккуратнее, обходи, вишь ... - подбадривал кто-то.
- Взвинчены парни, - разобрал я голос тот, который скомандовал идти на него.
Это, верно, их командир. Голос не громкий, четкий.
- Да, сука, - услыхал я, натыкаясь на чьи-то ноги, - «нога споткнется, а голо-ве достанется», говорят же, греби аккуратнее!
Мне показалось нога сказавшего, высоко подскочила, желая выдать мне пинка, но не достала.
Плавкий лиловый свет, хозяйствующий здесь, намешанный на сырости темницы, шел от источника единственного окна, упомянутого мною, расслаивался, живой дымкой, касался неторопливо к каждому, будто длиннющими рукавами, время от времени проверяя, жив ли, дышит ли человек?
Обойдя всех, этот свет поднимался, сюрриалистическими картинами зависал где-то в середине, навевая свои неразвитые экспериментальные образы, развлекался и сам, и зрителей занимал. И всяк, в этой глухой тишине, не говоря, друг другу о существовании этой дымки, видя ее и полуприкрытыми глазами, не говорил ничего соседу о ней.
Полумрак начинал один и тот же свой нудный бесконечный рассказ.
Тот, главный, кто произнес мне пройти к нему, лежал с краю ото всех, у уг-ловой стенки. Выгодное место?
Он объяснил:
- Отсюда лучше всего видно. Наблюдательный пункт. Так сказать, хорошая дислокация.
Я стоял над затемненной фигурой, ждал.
Мне логичнее всего было сейчас следовать распоряжениям «главного подвального», чтобы тупо выжить, выйти отсюда по добру, по-здорову. Не тот боец, который бросается в омут, а тот, кто, прежде чем совершить выстрел, выжидает, прокачивает удачную секунду.
Я сел на место, куда указал главный.
Глаза постепенно привыкали к темноте, и я стал различать точные габариты подвала, темные его расходящиеся усы – углы из поблескивающих буераков бутового камня, скомканную фигуру молодого командира рядом с собой, лица которого я не мог точно разобрать, и за его спиной какую-то темную подстилку.
Мне казался не угрожающим, а даже теплым поблескивающее мерцание в его глазах. Это успокаивало.