Среднего роста, крепкий, со светлыми непокорными вихрами, Антон не был таким явным красавцем, как его друг Сергей, зато природа наградила его чудесными голубыми глазами с длинными ресницами. А недостаток снобизма и аристократичности, столь заметных в Сергее и откровенно притягивавших к тому неопытных, неискушенных сверстниц, в Антоне искупался простодушием и морем обаяния.
Соученикам и учителям «неразлучной троицы», как называли в школе Светлану, Антона и Сергея, запомнился дикий по тем временам случай, который произошел в девятом классе. На год старше их учился в школе отъявленный, по местным, разумеется, меркам, забияка и бабник. Он и «положил глаз» на симпатичную и бойкую Свету Журавину, но не получив ожидаемой взаимности, принялся врать своим одноклассникам, что она сама за ним бегает. Новость довольно скоро распространилась по школе: ведь школа это же большая деревня - на одном конце сказали, на другом все услышали. Света была девочкой приметной, а «откровения» неудачливого поклонника оказались довольно грязными. И вскоре Свету начали донимать вопросами одноклассницы: а правда ли, что?… И так далее.
Поначалу она даже не знала, что ответить, потом начала оправдываться, а затем просто плакать. И в конце концов пожаловалась на обидчика друзьям. Вероятно, она и сама не предполагала последствий, которые вызовет ее жалоба, потому что Антон и Сергей долго размышлять не стали. На одной из перемен они просто отдубасили лгуна на глазах его ошеломленных приятелей. Их напор и уверенность, с которой они действовали, возымели свое воздействие: парень сообщать о случившемся никому не стал, признал, что был виноват, и при свидетелях попросил у Светы Журавиной прощения. Но слух об инциденте дошел до классной руководительницы, увязнув по пути в многочисленных подробностях, и ребятам тогда здорово влетело от нее, но зато и популярность девушки взметнулась на недосягаемую высоту, а друзей в школе начали величать не иначе как мушкетерами.
Одна только классная, Валентина Ивановна, не хотела признавать за поступком Антона и Сергея ни малейшей доблести.
– Эдак вы все в жизни привыкнете решать кулаками! А где же ваша знаменитая воспитанность? Почему не пытались поговорить с ним, переубедить, если посчитали его неправым?…
Друзья молчали, уверенные в себе, не желая оправдываться и вовсе не горя желанием посвящать учительницу во все нюансы «дебоша» - именно так она охарактеризовала это происшествие. Зачем, если взрослым все равно не понять их логики, их дружбы и их преданности друг другу?… Да и случай этот, я должен теперь признаться, не имел никаких серьезных последствий для друзей и довольно скоро забылся. А им было чем заняться и без школьных глупостей.
В настоящий момент и Сергей, и Антон уже имели серьезные цели в жизни - а это, согласитесь, редкое явление среди молодежи всех времен и народов, и особенно советской молодежи конца восьмидесятых. Если Сергей был уже уверен в своей дипломатической карьере, то Антон мечтал стать ученым. Его подлинной страстью была медицина - профессия, потомственная для его семьи. А поскольку он оказался не только по-настоящему талантлив, но и отчаянно целеустремлен, это быстро почувствовали одноклассники, и особенно девочки, которые всегда инстинктивно чуют в мужчине будущую незаурядность.
Антон рано научился читать и проводил часы за отцовскими книгами - огромными фолиантами, старинными анатомическими атласами, медицинскими энциклопедиями. Но ни дохляком, ни скучным «ботаником», каких обычно недолюбливают сверстники, он не стал, - спасибо отцу, Николаю Васильевичу, свято верившему в пользу физической активности и упрямо таскавшему за собой сына на лыжах, коньках, в походы, на прогулки…
Школа ему также давалась легко. К языкам он имел способности, а к знаниям - настоящую тягу, и мало-помалу в классе привыкли считать, что Антон - везунчик, счастливый человек, которому все удается. Вдобавок его внешность - я уже говорил, пусть не аристократически безупречная, зато более обаятельная, чем у Сергея, - немало способствовала его популярности и даже доставляла определенные хлопоты: привлекала внимание не только девчонок-сверстниц, но и вполне взрослых тетенек - в транспорте, поликлинике, театре…
Накануне совершеннолетия он превратился в очень привлекательного и с первого взгляда вызывающего симпатию юношу. Как уже сказано, девочки, начиная с седьмого класса, забрасывали его записочками с назначением свиданий, встреч «по делу», с предложениями дружить или просто сходить в кино. Антон отмалчивался, отворачивался от настырных одноклассниц, а когда те особенно напирали, коротко и прямо отказывался от дружбы. Разумеется, одноклассницы желали объяснений, дулись, но потом все же останавливались на предложениях «вечной дружбы», в целом получалась та самая милая и трепетная подростковая суета, о которой наверняка с улыбкой вспоминает каждый взрослый. Впрочем, все эти вихри кружились над головой Антона не так уж и долго: очень скоро народ в классе поставил четкий диагноз: кокетничать с Антоном Житкевичем бесполезно. Его сердце искренне и не по-юношески прочно занято одной Светой Журавиной.
Что же касается родителей Антона, то они были в своем роде выдающейся четой. Оба имели медицинское образование; однако если старший Житкевич всегда кипел на работе, нередко возвращался из своего института за полночь, то Антошкина мама предпочитала спокойно и не торопясь заниматься профессиональными делами дома. У нее с рождения были проблемы с сердцем, и она нашла для себя творческое и в то же время не сильно обременительное занятие - редактировать на дому медицинские статьи. Эта работа не требовала разъездов по Москве или пребывания в учреждении с девяти до шести. Когда же Антон подрос, его постоянной и почетной обязанностью стала доставка маминых рукописей в редакции.
Кроме редактирования чужих текстов, Анна Алексеевна иногда и сама писала статьи по санитарно-гигиеническим и общемедицинским проблемам. Хлопотливая, всегда уютно-насмешливая, постоянно занятая - то работой за пишущей машинкой, то увлеченным «сотворением» каких-нибудь вкусностей на кухне, то вязанием в короткие минуты отдыха, - она была притягивающим центром не только для мужа и сына, но и для обширного круга друзей, которые любили бывать в гостеприимном доме Житкевичей. Гости приходили и по праздникам, и по будням - просто поговорить; часто засиживались с хозяином допоздна в разговорах на кухне. А вот Анна Алексеевна и Антон всегда уходили спать вовремя; Николай Васильевич строго следил за здоровьем жены и за режимом дня сына, считая это основой физического благополучия семьи.
Старший Житкевич работал в крупном медицинском НИИ, был доктором наук, вел прием в клинике и в своей узкоспециализированной области - эндокринологии - стал одним из ведущих специалистов страны. К нему приезжали больные со всего Союза, и многие из них потом считали, что Николай Васильевич подарил им второе рождение. Однако всем этим людям и в голову не приходило, что истинной своей страстью, подлинным призванием замечательный доктор считал не практическое врачевание, а… железо - так называл он те тонкие и сложные приборы, которые чудесно оживали под его умелыми руками и тоже получали второе свое рождение.
Дело в том, что Николай Васильевич обожал чинить разные старые бытовые машины. Регулярно реанимировал, как он обычно выражался, дышащую на ладан пишущую машинку жены, к которой та привыкла и ни за что не хотела расставаться; постоянно приводил в чувство старенький семейный автомобиль. Да и родственники, друзья и соседи то и дело несли ему свои бытовые приборы - и примитивные утюги, кофемолки, и радиоприемники, проигрыватели и телевизоры… Жена и знакомые привычно посмеивались над «реаниматором всякой дряни», а Житкевич не обращал на них никакого внимания и самозабвенно реанимировал все и вся, самостоятельно научившись разбираться в сложнейших электронных схемах.