— Другой я не знаю. Вызывайте ее. Княгиню.
После этого некоторое время в зале стояла гнетущая тишина, и Менделеев начал было надеяться, что на этот раз у спиритов ничего не выйдет и никакой дух не явится, но его ожидания не оправдались, ножка стола вновь дернулась несколько раз, что означало, дух здесь…
— Вопрос, — услышал он голос Юма.
Ни на мгновение не задумываясь, Менделеев спросил:
— Каков атомный вес кислорода, — думая, что присутствующие запротестуют и ответа не последует. Все молчали, возражений не было. Неожиданно блюдечко легко заскользило по столу, и вскоре господин с карандашом победно констатировал:
— Шестнадцать.
Тут Менделеев растерялся и, уже не сдерживая себя, заявил на всю комнату, не боясь, что на него начнут шикать и обвинять в срыве сеанса:
— Да откуда княгине, умершей столько веков назад, знать атомный вес кислорода? Чушь это все, не более того. Вот сидящий за столом господин Бутлеров знает об этом точно. Он и направил ваше блюдечко. Признайтесь честно в своем шарлатанстве.
Бутлеров тоже вскочил на ноги, отодвинул стул, развернувшись к Менделееву, и, брызгая слюной, яростно вступил в спор:
— Да, мне о том известно, но что с того? Почему вы вправе отрицать правильность ответа из-за того, что названная вами княгиня давно скончалась? Дух ее среди нас и он легко мог узнать лично у вас, Дмитрий Иванович, тот же самый вес кислорода. Вы лучше об этом подумайте, а не вводите всех нас в смущение своим криком.
— Тогда попросите вашу княгиню написать формулу того же спирта, а сами покиньте сидящих. Я уверен, результат будет отрицательный. Хотите проверить?
— Хорошая идея, но сейчас уже поздно, дух княгини исчез после вашего вмешательства, это тонкая материя, а не сыроварение, от которого вы без ума…
— А сами-то вы, батенька, разве этим делом не занимались когда-то? Помнится, увлеченно мне докладывали о своих результатах. Нет? Не помните? И не стыдно вам, профессору, заниматься шарлатанством? Вы порочите звание профессора и весь преподавательский состав университета ставите в один ряд с этим проходимцем. — Он ткнул пальцем в сторону обеспокоенного Юма, которому Максим не успевал переводить их спор. — Лучше верните мне мои часы, — запальчиво продолжил он, а то придется вести всех вас в полицейский участок.
— Полиция здесь ни при чем, — поспешил вмешаться Аксаков и показал на потолок, где непонятным образом взявшиеся часы Менделеева висели, зацепленные цепочкой на небольшом крюке. Там же виднелись еще несколько плохо различимых предметов, — извините, не успел вас предупредить, что личные вещи следует оставить в гардеробной, иначе духи могут польститься на них. Хорошо, что господин Юм все контролирует. — И он кивнул Максиму, чтоб тот снял часы и вернул их хозяину, что тот и исполнил.
— Все равно шарлатаны, — упрямо повторил Менделеев, направляясь к выходу с часами в руках, — надеюсь, мы еще увидимся, но не здесь, а в более достойном месте. Мне жаль своего времени, но я выведу вас на чистую воду…
— Господин профессор, нам уже приходилось слышать подобные заявления, но о наших сеансах известно самому императору, а потому бояться нам абсолютно нечего, — невозмутимо отвечал ему Аксаков, провожая к выходу.
— Тем хуже для их величества, — не сдавался Менделеев, беря свою одежду и ощупывая на всякий случай карманы, — посмотрим, за кем будет последнее слово. — И вышел не попрощавшись.
— Я же говорил, — развел руками Бутлеров, — ему и сам император уже не указ, он все делает так, как бог на душу положит…
— Упоминание Господа, здесь неуместно, — погрозил ему пальцем Аксаков, — а вот атомный вес кислорода, то был блестящий ответ, то явно сказалась сила вашей мысли…
— И духа, — подсказал кто-то.
— Несомненно, — похлопал тот по плечу слегка смущенного Бутлерова, зайдите как-нибудь ко мне, у меня припасен лично для вас небольшой подарочек.
— Непременно зайду, непременно, — склонился тот в поклоне.
Глава пятая
Менделеев неспешно брел по ночным улицам Петербурга и никак не мог успокоиться, несколько раз оглядывался, смотрел по сторонам, словно опасаясь, что те самые духи, в существование которых верить он отказывался, летят за ним по пятам. Он был абсолютно обескуражен всем, что сегодня увидел. Естественно, ему, как всякому ученому, были присущи сомнения, которые возникают, даже когда он получал в результате своих опытов требуемый результат. Сомнения жили в нем постоянно и давно стали свойством ее натуры. Потому он был потрясен тем восторженным отношением к спиритизму двух его коллег, также считающих себя учеными.