— Разочаровали вы нас, голубчик, а я уж думал, как сообщу двору нашему эту новость. Вот бы вволю потешились над лондонским старичком, что он изволит с того света послания свои отправлять. Жаль, весьма жаль…
— Простите, ваше величество за неточность.
— Да чего там, все ошибаются. А скажите-ка, неужто сам Менделеев с вами в спор вступил? Неужто ему заняться больше нечем? Нам докладывали, будто он ученый серьезный, его даже в Европе ценят, в отличие от многих остальных российских ученых мужей. И промышленники наши к нему будто бы за советами часто бегают. И вдруг духи его заинтересовали! Даже как-то не верится. Может, он желает опыты свои на них провести? Вот было бы интересно узнать о том. Вы нам через секретаря сообщите, коль что интересное случится, нам обязательно передадут. А теперь прошу прощения, перед дамами неловко, ждут. И духам вашим поклон нижайший, ой, как хорошо, что они жалобы на чертей или там ангелов пока что строчить не научились, — с этими словами император удалился, оставив господина Аксакова в полном замешательстве.
Глава восьмая
Заручившись поддержкой ректора, Менделеев в течение нескольких дней переговорил с рядом разделяющих его взгляды коллег, согласных войти в комиссию по изучению спиритических явлений, взбудораживших в последнее время всю столицу.
— На что там «изучение». — скептически отозвался один из них, — точнее сказать, разоблачение этих шарлатанов.
— Полностью с вами согласен, — похлопал его по плечу Менделеев, — но чтоб не раздражать общественное мнение, а если точнее, стоящих за них горой журналистов. Им только и надо очередную бучу заварить и скандальчик, скандальчик! Без этого никто из падких на скандал обывателей не станет читать их бредню. А тут на тебе: столы летают, мертвая рука дам за коленки хватает, люди сквозь стены проходят. Я уж молчу про это общение слухами! Чушь полнейшая!
— И ведь часть православных батюшек на их стороне, — осторожно заметил стоящий рядом профессор общей физики. — Вы бы, Дмитрий Иванович, поосторожней на этот счет высказывались. Вас, конечно, как Галилея или Джордано Бруно, костром пугать не станут, но… Кто их знает, как все повернется…
— Э, батенька, уже началось. Один мой студентик, поповский сынок, уже прямо на лекции намекнул, что я не вправе касаться вопросов духовности, а сие есть прерогатива православной церкви.
— Тут с ними не поспоришь. Мой вам совет: спириты спиритами, а загробный мир, увы, пока еще не наша вотчина. Вы уж на лекциях не касайтесь этой темы, себе дороже выйдет, доверьтесь мне.
— Вы же меня знаете, бывает, могу и лишнего наговорить, — согласился Менделеев, — но за поддержку спасибо. Значит, как договорились, в ближайшую субботу жду вас всех у себя на квартире и туда же приглашу главных столичных спиритов. Попробую побеседовать с ними по душам, авось да вразумятся. А если нет, проводим их и обсудим план наших действий. Особого приема с танцами и оркестром не обещаю, но вот чай с баранками точно будет, — пошутил он в конце. — Жду…
Его коллеги словно в воду глядели, потому как дома Менделеева ждало письмо из Святейшего Синода, в котором сообщалось, что такого-то числа его приглашает для приватной беседы архимандрит Варлаам, кабинет коего находится в помещении главного духовного ведомства России. Менделеев повертел письмо в руках, не зная, закинуть ли его подальше или лишний раз не искушать судьбу, как ему советовали коллеги, и отправиться на встречу с не знакомым ему архимандритом.
Он решил посоветоваться на этот счет с супругой, благо она пребывала в этот день, как ему показалось, в добром расположении духа. Когда он показал ей письмо из Синода, то она радостно перекрестилась и спросила:
— Наверное, тебе, Митенька, награду там какую-то приготовили, вот и пригласили, чтоб известить о том…
— Награду, говоришь? — спросил он удивленно. — И какую, на твой взгляд? Камилавку или набедренник? А может, в сан предложат вступить и приход какой-нибудь зачуханный в Олонецком крае принять? Всего от тебя ожидал, но только не этого… Награду дадут! — повторил он, качая головой. — А вот я почему-то боюсь, что как раз все наоборот выйдет, не верю в благие намерения этих, с позволения сказать, господ в рясах.
— Это как же? — спросила она удивленно. — Чего плохого тебе бояться можно от православной церкви? Или есть за тобой какой грех, о котором мне неизвестно? — лукаво прищурившись, спросила она.