А вечером к Дмитрию Ивановичу неожиданно заглянула недавно съехавшая с квартиры сестра. Она объявила, что якобы зашла забрать оставленные впопыхах вещи. Но на самом деле она переживала за брата и надеялась хоть как-то воздействовать на него, попробовать изменить его поведение, призвать одуматься, пока не поздно. К тому же требовалось пригласить новую горничную, поскольку Фросю, во избежание всяческих недоразумений, на которые она могла спровоцировать оставшегося в полном одиночестве хозяина квартиры, Екатерина Ивановна рассчитала в день ухода.
Дмитрий Иванович не ждал особой поддержки от старшей сестры в непростой ситуации, в которой он оказался. Но и особо каяться перед ней не собирался. Да он просто не знал, как себя вести, надеясь, что их разговор, которого так или иначе не избежать, будет по-родственному мирный.
Екатерина Ивановна, закончив собирать оставленные вещи, зашла в гостиную, где он ее поджидал, не выпуская из вновь пожелтевших за последние дни пальцев папиросу. Она приняла строгий вид и молча уселась напротив, внимательно рассматривая осунувшегося и даже чуть постаревшего, как ей показалось, брата.
— И что думаешь делать? — спросила она. И, не дождавшись ответа, добавила: — Не о том думаешь, Дмитрий, по глазам вижу. Не ожидала от тебя подобного легкомыслия. Скажи, неужели нельзя было избежать всего этого?
— Чего «этого»? — спросил он, не поднимая головы.
— Не проявлять хотя бы при людях своих чувств. Мог бы как-то сдержать себя, а то разошёлся: «…первый поцелуй, первый поцелуй». Вот каково ей было это слышать? Тем более при посторонних людях. Я про себя и Надежду молчу. Мы ладно, нас ты во внимание не принимаешь, кто мы для тебя? Бедные родственники, приживалы при братце-профессоре. Зачем я только согласилась переехать к тебе. Знала бы, что всё этим кончится, через порог не переступила бы. О тебе думала, как ты тут один жить станешь, а оно вот как обернулось.
— Пока еще никак и ничем не обернулось. — попробовал он возразить. — Это же всего лишь стихи были. К тому же известного
— Хороши стихи! Я готова была сквозь землю провалиться от одного твоего вида. Казалось, еще чуть — и ты бросишься к ней и впрямь, забыв о приличиях, начнешь целовать. Стыд и срам!
— Не преувеличивай. Просто ты давно в театре не была. Там и не такое услышишь. Признаться, я и сам не ожидал, что всё этак обернется.
Они немного помолчали, и Екатерина Ивановна уже другим тоном поинтересовалась:
— Ты ел что-нибудь в эти дни? Я нашла тебе новую прислугу Муж и жена уже в годах, живут поблизости. Ты не против?
— Спасибо, конечно, не против. Может, обратно вернетесь?
— Нет уж, изволь. Хватит с меня. Не хочу быть причиной твоих бед.
— Каких бед? Ты о чем? Я же не сделал ничего дурного. Да, влюбился, как мальчишка, и ничуть об этом не жалею. И что с того? С каких это пор любовь стала считаться преступлением?
— А ты не догадываешься? Женатый человек не имеет права так себя вести. Да она же еще совсем девчонка! Ей и двадцати годков нет. Разве она дала тебе повод и повела себя неосмотрительно?
— Она замечательная! Я во всем виноват, но ничего не могу с собой поделать. Прости…
Он обхватил голову двумя руками и сидел, раскачиваясь то в одну, то в другую сторону.
— Дмитрий, не рви мое сердце! — воскликнула Екатерина
Дмитриевна. — Я тоже чувствую свою вину. Ты все же поговори с Физой, позови, пусть сюда переедет. Глядишь, всё и образуется…
— Нет, ни за что, — откликнулся он. — Не бывать тому. Не желаю даже думать об этом! — Он ударил себя кулаком по колену.
— Может, мне с ней поговорить? — предложила Екатерина Ивановна. — Хотя вряд ли она меня послушает. Вот если бы мой покойный муж поступил так, как ты повел себя, я бы, не раздумывая, ушла от него.
— К счастью, я не твой муж, — улыбнулся он.
— Конечно, мы бы с тобой и месяца вместе не прожили, — согласилась она, потому как из одного гнезда вылетели.
— Я и не настаиваю. Может, оно и к лучшему. Ты больше не сердишься на меня? — спросил он с надеждой в голосе. — Поверь, я никого не хотел обидеть, так все получилось. В жизни больше этого Байрона не открою. А когда первый раз начал читать, вроде все, что со мной происходит, там написано.
— Ох, Димочка, в кого ты такой уродился? — Екатерина Ивановна встала, подошла к нему, потрепала рукой буйную шевелюру. — Видела бы тебя мать, что бы сказала? Точно, тоже бы не одобрила.
— Наверняка, — согласился он и поцеловал ее руку.