Кованько, которому ни разу в жизни не приходилось давать интервью, растерялся, зашмыгал носом и хотел было проскочить мимо навязчивого журналиста, но тот оказался расторопнее и преградил ему дорогу.
— Если вы не пожелаете ответить, то мне придется сообщить читателям, будто бы вы не в курсе происходящего, а потому были отстранены от полета на шаре, — предупредил его опытный в подобных делах журналист.
Кованько некуда было деваться, и хотя он не знал, что отвечать, но решил, пришло время оправдаться, почему он вдруг остался на земле, а профессор улетел один. И хотя в душе он переживал, что тот, не имея самых элементарных навыков управления воздушным шаром, может потерпеть аварию, но тогда тем более вся ответственность ляжет на него, поскольку именно он являлся ответственным за благополучный полет. Но как он мог предвидеть сумасбродный поступок ученого, пожелавшего лететь в полном одиночестве.
Кованько приостановился, повернулся лицом к журналисту, снял с руки кожаную перчатку, провел пальцем по своим щегольским усикам, откашлялся и заявил:
— А шо я могу бачить? Мне сказали лететь, я и изготовился, а тут такое началось, не приведи господь. Кто ж знал-то?
— Что началось? — с интересом перебил его журналист, почуяв, что запахло сенсацией, ожидая обвинения профессора Менделеева в нарушении предписания полета.
— То и началось, то и началось… — словно заведенный, повторил одну и ту же фразу аэронавт. — Не захотел он меня брать и силою вовнутрь не пустил.
— Это почему же не пустил? — с удивлением спросил журналист. — Какая на то причина? Можете объяснить это нашим читателям?
— Откуда же мне знать, — помахал перчаткой тот. — Вот ежели он вернется, у него и спросите, пущай он вам и доложит все как есть.
— Вы так и не сообщили нам о цели полета, — уточнил журналист свой вопрос. — Может ли поступок профессора Менделеева сорвать задуманное?
— Да откуда мне знать, — не раздумывая, отвечал Кованько. — Приказано: лететь, я и готов, а остальное — не мое дело.
— Так ведь во всех газетах сообщалось, будто бы профессор Менделеев по заданию Российской академии наук должен подняться на четыре версты вверх для наблюдения за полным солнечным затмением. Выходит, вас даже в известность не поставили?
Кованько совсем растерялся и сник под настойчивыми вопросами представителя прессы и обреченно ответил:
— Чего-то говорили про какое-то затмение, но мне то оно зачем? Мое дело — за шаром следить, газ набрать, крепления, канаты, чтоб корзина прочная была, а все остальное меня не касается. У него и спросите, у профессора того.
— Скажите, а как профессор Менделеев сможет вернуться обратно, если он не имеет опыта управления воздушным шаром? — не унимался журналист, который, как ему казалось, нащупал самую настоящую сенсацию, и уже представлял свою статью в газете с заголовком «Профессор улетел неизвестно куда на неуправляемом воздушном судне. Ждать ли его обратно?».
— Не могу знать, как его высокопревосходительство господин профессор смогут шар приземлить, — с издевкой ответил несостоявшийся пилот. — Это вам, я скажу, не воздушный змей, за веревочку потянул — и он уже здесь. Там и ветер надо знать, куда дует и за клапан тянуть без особого усердия, а то можно так приземлиться, что потом костей не собрать, — разоткровенничался он.
— Очень интересно, весьма занимательно, — не успевал записывать откровения прапорщика журналист, смешно топорща свои усы. — Выходит, никаких гарантий?
— Да какие ж тут гарантии, — хихикнул Кованько, — птицы — и то падают, ежели ветер не угадают, а уж человек, будучи созданием земным, до без опыта… — Тут он понял, что говорит лишнего, и спохватился: — Но моей вины в том никакой нет, я хотел с ним лететь, а он не пожелал. Как я ему теперь помочь могу? Вот ежели бы телеграф туда провести, тогда б другое дело.
За беседой они не заметили, как к ним вплотную подошел один из полицейских и внимательно слушал их разговор, и вдруг неожиданно задал вопрос пилоту:
— Так это что же получается, ваше благородие, эдак господин Менделеев, полетев один и не умея управлять воздушным аппаратом, в результате может разбиться?
Кованько уже был не рад своим откровениям, а тут еще и полиция… Он зябко поежился, замялся и тихонько ответил:
— Кто его знает, может, и получится у профессора с первого раза шар приземлить. Если не дурак, то сообразит…