Он, как и отец, ощущал себя счастливым лишь в работе или на службе, где не было лишних минут для отдыха, а сейчас, в этой праздничной обстановке, он вдруг понял, что радость может быть и от того, что все вокруг ликуют и конца-края этому праздничному шествию не предвидится.
Вдруг все замерли и повернули головы на противоположную сторону улицы, где на фонарный столб влез какой-то длинноволосый юнец с белым шарфом на шее, концом которого он размахивал, словно флагом, и отрывисто что-то выкрикивал, но что, Дмитрий Иванович за шумом толпы разобрать не мог. Он спросил у сына:
— О чем это он, не пойму никак?
— Стихи в твою честь, судя по всему, собственного сочинения, читает, — улыбнулся сын в ответ.
Прислушавшись, Менделеев разобрал несколько зарифмованных строк:
— Тьфу, чушь какая, — едва удержался, чтобы не выругаться, Дмитрий Иванович, — давайте, едем дальше, у меня уже голова заболела от этого шума.
Кучер звонко щелкнул в воздухе кнутом, толпа расступилась, он шагом проехал до конца улицы, чтоб ненароком не зацепить кого, а потом, выехав на шлях, пустил коней рысью в сторону Боблово.
— Фу, слава богу, — глубоко вздохнул Дмитрий Иванович, — недаром говорят, что в жизни нужно пройти три главных испытания: огонь, воду и медные трубы. Вот эти самые трубы пострашнее первых двух будут. Многие, ох многие свои головы от радостей небывалых теряют, когда их начинают чествовать…
— Так ведь не просто так, а за дело, — перебил его сын.
— Знаешь, что я тебе скажу, не все дела мною еще переделаны, и если после каждого начнут вот так на тебя кидаться и ждать, что ты всех их обнимешь, перецелуешь, доброе словечко обронишь, точно голова кругом пойдет, обо всем на свете забудешь.
— Ладно скромничать… Не так часто тебя и чествуют, радовался бы, — с легким осуждением ответил Владимир.
— Да я и так радуюсь, разве не видно? Что жив остался, а то могли на части порвать, на кусочки. Вот тут вся бы моя слава и кончилась.
Но Владимир, хорошо знавший отца, видел, что ему приятно пусть и такое проявление чувств, к которому он действительно не привык. Ему чаще приходилось отстаивать свою точку зрения, а особенно открытия, которые он делал, а коллеги не желали признавать. И теперь он действительно перестал ждать признания, и эта беснующаяся толпа была для него в новинку, непривычна.
«А ведь настрой этих людей против любого, и тогда они кинутся на тебя и точно порвут тебя на части и будут считать себя правыми», — подумал он, но отцу ничего говорить не стал, не желая лишать его доброго расположения духа.
…В имении Боблово, которое много лет назад купил Дмитрий Иванович и все переделал здесь на свой лад, их ждали съехавшиеся друзья, желавшие отметить благополучный полет Дмитрия Ивановича и услышать от него, что называется, из первых уст рассказ обо всех приключениях.
Тут был его давний товарищ и ровесник Константин Дмитриевич Краевич, создавший своими руками несколько измерительных приборов, Илья Ефимович Репин, глубоко почитавший ученого и не раз обращавшийся к нему за советом для изготовления новых пигментов для живописи, и непременный Архип Иванович Куинджи, настойчиво проявлявший знаки внимания к жене Менделеева, Анне Ивановне, которая, впрочем, делала вид, что не замечает их. Менделеева это мало занимало, но он иногда подшучивал над другом, отчего тот обычно смущался, начинал отнекиваться, а потом все же признавался, что если бы не хозяйственные заботы, то из Анюты, как он ее называл, получился бы великолепный художник, и Дмитрий Иванович должен помнить об этом и ценить ее жертвенность.
Сама Анна Ивановна с двухгодовалыми близнецами находилась в соседней комнате и, видимо, не слышала, или сделала вид, что не слышала, как вошли муж и его сын, который после развода Менделеева с первой супругой, его матерью, решил жить с отцом. Анна Ивановна этому не противилась, зная, что голос ее не будет услышан и принят во внимание, а потом привыкла, что во время частых заграничных отлучек мужа рядом находится близкий человек, к которому всегда можно обратиться за помощью.
У них с Дмитрием Ивановичем родилось уже четверо детей, и у нее не всегда хватало сил уделять всем внимание. Да муж не особенно и настаивал на этом, тем более что в последнее время меж ними наступила непонятная отчужденность, которую ни тот, ни другой не спешили преодолеть.