— А что же вы предлагаете, — удивился тот, — так испокон веку было, нашего мужика не своротишь, да и климат у нас, сами знаете, какой, много ли тут заработать можно?
Менделеев внимательно посмотрел на городского голову, не зная, стоит ли продолжать с ним разговор на эту тему, и решил, что предлагать ему что-либо бесполезно, все равно не поймет, а если и поймет, то все одно вряд ли пустит это на совместную пользу, и потому со вздохом ответил:
— Согласен, чего зря воздух сотрясать, когда все у вас и так ладно да складно, поехали в город, мне бы отдохнуть с дороги.
Встречающие его представители власти начали шушукаться меж собой, стараясь понять, чем их высокий гость недоволен, и сочли за лучшее проводить его до места ночлега и там распрощаться.
Менделеев глянул еще раз на Иртыш, на потускневший крест колокольни, памятный ему с детских лет, и спросил у стоящего неподалеку полицмейстера:
— Где мне лучше будет остановиться, не подскажете?
— Для вас приготовлена комната в доме купеческой вдовы Фелицитаты Васильевны Корниловой. Она сама неважно себя чувствует, поэтому на пристань решила не приезжать, но ждет вас.
— Вы не оговорились, именно Корнилова? А то моя матушка носила почти такую же фамилию…
— Тут я вам ничем помочь не могу, вы уж у ней самой поинтересуйтесь, может, и впрямь в каком-то родстве с вами состоит, а пока прошу садиться, извозчик дорогу знает, а мы следом поедем, — развел руками полицмейстер.
Он попытался подсадить Менделеева в коляску, но тот оттолкнул его руку и, опираясь на зонт, взобрался наверх. Извозчик убедился, что пассажир его на месте и тронул вожжи. Следом за ними ехала небольшая процессия из трех экипажей, и сидящие в них люди не знали, как подступиться к столичному светилу, поскольку у каждого из них были наготове свои к нему вопросы, которые им хотелось задать, но, как это сделать, они не представляли.
И лишь купец Сыромятников, вошедший в азарт и не умевший бросать дело, сделанным наполовину, все так же легко помахивал пилой, не заметив исчезновение остальных гостей во главе с прибывшим профессором. Когда бревно было допилено до конца и от него отвалилась очередная плаха, он выпустил ручки пилы, смахнул с себя опилки и поглядел по сторонам.
— Куда ж все подевались то? — с удивлением проговорил он.
— Так уехали, — с готовностью ответил один из работников.
— Вот так всегда, только за дело возьмешься, а все уже разбежались, никому неинтересно, все куда-то спешат, чем-то заняты. Да наплевать на них, а ты чего стоишь, — повернулся он к стоявшему рядом пильщику, — давай начинай сызнова, а то давеча опять в норму не уложитесь.
— Мы свою норму знаем, — сквозь зубы отвечал тот, — не переживайте, ваше степенство, уложимся…
— Да пропади все пропадом, — зло выругался купец, — за что ни возьмусь, одни только упреки и слышу. А мне что, больше всех надо? — И с этими словами он пошел к реке, чтоб помыть разгоряченное лицо и сполоснуть горящие после работы ладони.
Глава вторая
Коляска с почетным гостем быстро достигла дома купцов Корниловых, фасадом смотревшего на плац-парадную площадь, часть которой теперь была густо засажена деревьями, а с другой стороны особняка возвышался дом губернатора, который сохранился в памяти Дмитрия Ивановича, как нечто величественное и монументальное. Чуть дальше находилась Богородицкая церковь, а наискосок от нее городской почтамт, куда он часто сопровождал свою мать, регулярно отправлявшую письма своим дочерям и знакомым.
У дверей корниловского дома его встретил швейцар в ливрее и с поклоном распахнул высокую резную дверь, приглашая пройти внутрь. Взору Менделеева предстала большая мраморная лестница, устланная красной ковровой дорожкой и украшенная большими вазами с цветами. Швейцар принял у него пальто и шляпу и предложил подниматься наверх, где его поджидала хозяйка.