На этот раз Соня ненадолго вышла к нему, отводя взгляд в сторону. Но не произнесла ни слова. Лишь молчала и вернула все его подарки, а затем, словно опасаясь чего-то, стремительно убежала к себе.
Дмитрий и не заметил, как слезы сами потекли по щекам. Он горестно махнул рукой стоявшим возле двери родителям несостоявшейся невесты, но все же произнес негромко несколько слов:
— Вы даже не представляете, как мне тяжело. Прошу вас, никому о том не рассказывайте. Я постараюсь молчать. Больше вы меня никогда не увидите…
Это всё случилось более двух лет назад. Где-то теперь Сонечка Каш? Неужели все так же сидит, запершись в своей комнате с цветами и птичками? Дмитрию неожиданно пришла в голову мысль — вот так, без приглашения заглянуть к ним. Хорошо. Придет, а что потом? Опять просить эту дурочку и дикарку выйти за него замуж? Ну уж нет! Теперь он имел кой-какой опыт на любовном поприще. Агнесса многому его научила. Он знал, далеко не все женщины могут сделать его счастливым, и Соня, судя по всему, относится к этой категории. Да и не хотелось ему лишний раз испытывать унижение, услышав очередной отказ. Судьбой своей несостоявшейся невесты он вполне может поинтересоваться у вездесущей Феозвы Лещевой. С ней он поддерживал переписку все годы, находясь в Германии. И даже посвящал ее в свои тайны относительно Агнессы, писал о том, как был признан отцом ее ребенка. Так что она знает буквально обо всем. Даже имена тех белошвеек и прачек, с которыми он провел всего одну ночь и имена их забыл уже на другой день. Но в письмах к Феозве сообщал и об этом. Такова привычка: фиксировать все, что случалось с ним. Зачем? А кто знает, вдруг да понадобится когда-нибудь?
Глава шестая
Вот именно к Феозве он и направился, проведя ночь в ставшем для него уже родным Петербурге. В доме Протопоповых, где жила Феозва, его не признал в лицо даже лакей, прежде хорошо знавший Дмитрия. Не узнала и прислуга, и сами хозяева. От него так и веяло чем-то заграничным, ненашенским, включая модную шляпу, трость и новомодный узел на галстуке.
Как выразилась пожилая хозяйка дома, после возвращения из-за границы он весь как-то возмужал, заматерел, даже взгляд и голос сделались другими. Тетушка Феозвы, вглядевшись в него, отметила:
— Совсем другое дело: был юноша со взглядом дикой серны, а теперь — мужичок, иначе не скажешь. Возмужал. Чего, Физа, стоишь? Привечай гостя. Так понимаю, он ни к нам — к тебе пожаловал.
От ее слов Дмитрий невольно смутился и робко прошел в гостиную, где присел у края большого стола, огляделся. Ничего не изменилось за время его отсутствия, разве что книг в книжном шкафу прибавилось. Физа, проследив за его взглядом, кивнула:
— Да, много наших русских авторов напечатали. К примеру, Гончаров. Именно русский писатель, иначе не скажешь. Надеюсь его «Обыкновенную историю» вы читали?
— Да, конечно. Мы, помнится, еще с вами спорили, как бы сложилось судьба Саши Адуева, если бы его дядя был другим человеком. Стал бы Александр писателем или поэтом? Или должен был, как его дяденька, карьеру делать?
— Верно, — согласилась Физа, — но вот только каждый остался при своем мнении. Разве нет? Или вы поменяли с тех пор свои взгляды? Неужели не помните тех наших споров?
— Да, что-то припоминаю. Вон сколько всего случилось за этот срок. А какие новости у вас? Чем занимались, пока меня не было в России? — спросил Дмитрий. — Рассказывайте, мне все интересно, слушаю…
— Да мне, собственно говоря, нечего рассказывать. Лучше уж вы расскажите, как там, в Германии?
— Про Германию я вам писал, а вот здесь, в Петербурге, меня избрали в университете приват-доцентом. В этом качестве я и в Германии очутился. А как вернулся, узнал, ставка моя другим человеком занята. Увольнять его никто не собирается. Одним словом, средств к существованию у вашего покорного слуги никаких. Я вот что думаю: из Германии привез хороший фотографический аппарат, можно было бы ателье, или, как его еще называют, студию, открыть, да тоже деньги нужны для этого. Думал, думал, тут кто-то мне подсказал, будто бы в одном министерстве место имеется.
— Уж лучше бы студию открыли, чем на службу в министерство идти, — высказала свое мнение Феозва. — По своим братьям знаю, как им служится, не приведи господь, — добавила она.
— Согласен, — поспешил кивнуть он, — но вы все же послушайте, как я в то министерство попал. Прихожу, значит, туда, мне дежурный вопрос задает: «К кому направляетесь и по какому такому вопросу?» Я ему: «На службу желаю определиться». — Он на меня эдак зыркнул, словно я мимо проходил да и решил погреться зайти, но впустил, сказал, куда идти следует. Захожу, значит, в кабинет, огромный такой, а там десять человек за столами сидят, кто-то и у конторки спиной к прочим стоит, и все, как один, перьями скрипят, голов от бумаги не отрывают. На меня никакого внимания. Ну, я постоял, постоял, кашлянул для порядка. Один повернул башку ко мне и вопрошает: «Чего тебе нужно? Не видишь разве, что мы делом заняты?» Я и сказал, мол: «Служить к вам хочу пойти». Тут они все, как один, головы подняли, на меня уставились, будто я зверь какой невиданный.