С появлением дочери хлопот прибавилось, тем более что девочка, как казалось заботливому отцу, росла медленно, была вялой, плохо спала, часто просыпалась, и он, чтоб не будить жену, осторожно брал ее на руки и, тихо ступая, ходил по комнатам, убаюкивая ее. Поэтому летом, надеясь, что свежий воздух благотворно подействует на ребенка, снял дачу под Петербургом, куда они вместе с прислугой и переехали.
Однажды они, сидя на открытой веранде, обсуждали злободневный вопрос: где можно найти деньги, поскольку расходы многократно возросли. Дмитрия Ивановича неоднократно приглашали местные промышленники для консультаций по разным видам производств, но он брался за подобные заказы неохотно, боясь оставить Феозву одну с ребенком, опасаясь, что она не справится со своими обязанностями. И она в первую очередь не соглашалась даже на короткую отлучку мужа, ссылаясь на плохое самочувствие после родов.
— Даже не думай, одного не отпущу, — возражала она, — мне самой не управиться с тем, с другим… Вон нянька меня совсем не слушается, горничная нос воротит, что ни скажу, все на тебя ссылается: «Хозяин сказал… Хозяин велел…» Будто бы я здесь приживалка, а не законная твоя супруга, в храме венчанная. Ты бы почаще им напоминал об этом или лучше иных кого нашел, более послушных.
— Ой, не говори глупостей. Деревенские девки, они привыкли, что у них в семье мужик за главного, вот только меня и слушаются, — успокаивал ее Дмитрий. — Не переживай, я здесь и все у нас ладится. Машенька вон подрастает, ползает уже, скоро ножками своими ходить начнет. Бойкая девочка, в нашу породу. Ты бы все же согласилась кормилицу нанять, а то своего молока у тебя, как погляжу, совсем чуть, ей явно не хватает…
— Не хочу. Во-первых, лишние расходы, а твоего жалованья на все не хватает. Я, когда за тебя замуж пошла, думала, всем обеспечишь, а оно вон как вышло. Уже не помню, сколько у дядюшки назанимала, ладно, молчит, не требует возврата, но мне от того не легче никак. Да и моего молока хватает ей. Надо бы продуктов побольше брать, чтоб для меня они подошли, а то все кисель да каша, надоели уже…
— Могла бы и не занимать, а тратить поменьше. Меня лишь позоришь, то-то он смотреть начал искоса в мою сторону, а я причины понять не могу. А оно, оказывается, вон в чем дело… Да, хлопот мне от вашего семейства и не расхлебать…
— Он меня в беде не оставит, можешь не переживать на этот счет. Жалею уже, что сказала.
Менделеев отмахнулся от ее слов и взял в руки листы со своими записями, держа при этом дочь на руках. Но потом, словно вспомнив что-то, продолжил:
— А кто тебе не велит мясо есть? Супы, что Татьяна варит? Ты же к ним сроду не притронешься, а съешь яблочко или финик сушеный — и готова, накушалась. Я уж про каши молчу, их приходится выбрасывать, один перевод продуктов.
— Супы жирные, к тому же пост идет, мясо, как тебе известно, есть не положено. А каш этих я в детстве накушалась, теперь даже смотреть на них не желаю… Нашел, в чем жену упрекнуть, не ожидала от тебя такого…
— Физа, ты когда хоть взрослеть начнешь? Ведь мамочка уже, а все такая же капризная, как девочкой была: то хочу, этого не хочу. Во всех приличных домах нанимают кормилиц. А насчет денег не переживай, заработаю. Скоро и Машенька сама кушать начнет. Ты хоть подкармливай ее чем, всё польза, а то, глянь, светится вся, тощенькая. Ой, не знаю, как с тобой и быть. Ладно, пойду в дом. — Он встал и положил жене на колени свёрток с дочкой, которая тут же начала хныкать. Но он лишь чуть задержался, видя, что супруга принялась ее качать и что-то мурлыкать, собрал исписанные листы и ушел в комнату.
Феозва не выдержала и бросила ему вслед:
— Вот так всегда, чуть посидишь со мной и опять хвать свои бумажки — и до вечера тебя не увидишь, а я тут одна, как перст…
Едва Менделеев устроился у письменного стола, как в комнату постучала горничная и извиняющимся тоном произнесла:
— Барин, вас какой-то господин спрашивает, нужны, мол, ему по делу…
— Кто таков? По какому делу? — не поднимая головы от бумаг, спросил он. — Опять просители на строительство какого-нибудь богоугодного заведения, замучили вконец, работать не дают. Нет у меня денег на их богоугодные дела. Скажи, дома меня нет, и все на этом. Не беспокой больше, видишь, работаю…
— Так он слышал ваш голос, потому уходить не желает. Может, выйдите к нему, а то мне неловко солидного господина отправлять обратно, врать опять же, будто вас дома нет…