— А ведь я знаю, почему ты отказываешься закончить нашу историю, сэр Эдвард Марч из Инвернесса, — медленно произносит Лоп Эаред Монгрел, лучший из равных, последний из племени валлийских драконов. Моя радость и моя печаль...
— Никогда не сомневался в твоей мудрости, друг мой.
— В таком случае, ты должен знать, что моё время давно пришло и нам пора расстаться. Блаженные Острова ждут меня.
— Нет! Не могу тебя отпустить!
— Должен. Пока эта история не завершится, другой не начаться, ты же знаешь правила. Я устал ждать, Эдвард. Спой мне... Вису освобождения. Помнишь?
Он прищуривает глаза и начинает. Воздух вздрагивает, как в пустыне, реальность плывет зыбким миражом. Ветра иного мира вторят песне:
Дракон направит свой полет
Над тусклой кромкой стылых вод.
Уснут холмы, уснут поля,
Под снегом скроется земля,
Остынет пепел в очаге...
И снова меч в твоей руке.
Да! Ногу в стремя, и вперед.
Дракон направит свой полет.
В размахе крыльев — крик души,
Стремись, мой друг, спеши, спеши.
Я не хочу этого! Всеми силами сопротивляюсь. Конец истории о последнем из валлийских драконов неумолим, но я должен, должен... и я подхватываю Песнь Освобождения:
В далекий край, где ждет покой,
Там снова встретимся с тобой.
Зовут иные берега.
Печален взгляд, тверда рука,
Душа рыдает и поет.
Дракон направит свой полет...
Голос срывается, горло перехватывает, глаза обжигает слезами. Я не допел и на этот раз. Прости, Лоппи! Это произойдет не сегодня.
Машина цела и гостевой домик в порядке, мавританский газон пестрит алыми маками. Границы миров возвращаются к исходным.
Я стою посреди двора. Один…
Повторять осталось...
Иван Вересов
Повторять осталось...
Голос оранжевых летних оазисов — солнце.
Радость алых долин — обещание счастья, тишина.
Сияние искристых ярких нот — искушение единением.
Приходишь, рыдаешь и хочешь обиды давние избыть Шопеном. Рояль одинокий являет любовь. Клавиш легкой, ажурной, вязью измеряет шаги.
Звучит восторженно, уводит чередой иррациональных тактов.
Раз — аллюзий завершенность.
Два — восторженность аллюра.
Три — расколотое имя.
Ноктюрн отлетает, колышется, тянется юными растраченными надеждами.
Фермата едва разрешает мгновение абсолютного таяния аккорда.
Повторять осталось в тишине, обостренной ритмом январских теней. Слово "любовь" однажды возвращенное обетам. Кто теперь одинок?
Дальнейшее абрисом, лишь напоминание, есть йота шепота, единица единогласия. Лишь истаивающий шелест. Голос одинокой лиры оставленной страдать.
Скоро конец одиночеству, рабству, обидам?
Соколом обернулась Королевна, о любви оставленной молчит.
Полетит она любовь единственную тщетно искать тоскуя. Ветер ее тревожит едва рассветет!
Возвратись, о зачарованная весна, расплескай алые тюльпаны, излечи скверы. Пусть усталые снега тают. Помни, однажды моя надежда исполнится!
Приди, радость и даруй исцеление.
Пираты Левгейского моря
Под Новый год случается всякое. Например, приходит письмо от старого друга. Вернее сказать приглашение к путешествию. И отказаться никак нельзя. Но и выдвигаться из дома на ночь глядя не хочется. Разве что...с попутчиком!
— Шооон! Хватит спать!!!
— А? Что? Сколько времени?
— Полночь. Собирайся!
— Куда?
— На абордаж.
— А Джек с нами?
— Нет, с нами Дайрен Морской Змей. Ну, давай уже штаны надевай. И вперед. Быстрее, шевели ластами.
Мы спускаемся к Заливу. Благо порт рядом. Ну как порт, гавань Яхт-Клуба. Главное — можно отчалить.
Снег скрипит под подошвами. Мороз градусов двадцать, через две недели с небольшим Рождество.
— Ваня, — Шон нагоняет меня. — Ты ничего не перепутал? — Одет Шон, конечно, не по уставу. Кожаная куртка пилот на меху, вроде тех, что носят летчики. Толстые штаны, меховые сапоги, зимний шлем.
— Я то не перепутал. А ты уверен, что в таком прикиде сможешь лазать по вантам? — уточняю я.