– Мне нужно понять, как далеко все это зашло, – произнесла женщина, не сводя с меня глаз и не ослабляя хватки, и мне захотелось сказать ей, что после исчезновения Яары я ни с кем не был настолько близок. – Говори, не стесняйся.
– Отпустите меня. – Попытавшись выдернуть правую руку, я окончательно запутался и сблизился с женщиной настолько, что почувствовал запах жвачки со вкусом арбуза, исходящий у нее изо рта. – Я хочу к своей семье.
– Окей. – Ее хватка стала по-настоящему болезненной. – Теперь я вижу, что все зашло слишком далеко.
– Чего вы хотите?
Не арбуз, а дыня! Жвачка со вкусом дыни.
– Послушай. – Она пододвинула правой ногой синий пластмассовый стул, отпустила руку и ловко усадила меня точно между подлокотниками, не спуская с меня глаз. – Сколько тебе? Тридцать…
– Два, – ответил я, потирая руку.
– И ты не засмеялся моей шутке про Ринат Габай, что говорит о том, что у тебя нет ни детей, ни чувства юмора.
– Я…
– Далее, – продолжала она, не останавливаясь. – Нормальному человеку твоего возраста без детей и в конце августа нечего делать на корабле, полном семей с детьми.
– Прежде всего…
– А кроме того, в это время года ни один работодатель не отпустит холостого работника в отпуск на неделю. Значит, либо у тебя собственный бизнес, либо ты безработный.
– Я не знаю, что вы там себе надумали, но…
– Значит, безработный. Так я и думала. Итак, тебя может спасти лишь тот факт, что ты проводишь здесь отпуск со своей половиной, и он начисто лишен всякой романтики. Иначе нам придется побеседовать у меня в кабинете.
– Яара, – вырвалось у меня. – Ее зовут Яара.
– Твою жену?
– Да, – кивнул я.
– И она здесь? На корабле?
– Нет. Она… Пять месяцев назад мы… Мы были в Лондоне, и она… Короче, мы жили в Лондоне, а до того в Хайфе. Мы вместе с пятнадцати лет, и все это время были неразлучны. Пока она просто…
– Что просто?
И тут оказалось, что даже спустя почти полгода после того, как я вернулся в пустую квартиру, где к двери холодильника был приклеен голубой клочок бумаги с единственным словом «Прости», даже спустя все это время я не знаю, как объяснить то, что случилось, да и можно ли вообще это объяснить.
Не уверен, что знаю и понимаю, как семнадцать лет любви могут завершиться подобным образом. Раньше, когда я не мог найти подходящих слов, у меня еще оставались Яара и моя камера. Яары больше нет, а все оборудование фотостудии пришлось продать, чтобы расплатиться с долгами. Осталась лишь старенькая «Лейка», которую я больше года не вынимал из футляра, заряженная уникальной дорогущей пленкой с тридцатью пятью отснятыми кадрами и еще одним, момент для которого так и не настал.
Ни одна зараза не спросила меня, что же случилось там, в Лондоне, да и я никому не стал рассказывать, так как не знал даже, с чего начать и как объяснить, что с нами произошло. И вот с того самого момента, как шасси самолета оторвались от земли в аэропорту Хитроу, я делал единственно возможное – молчал.
– Она присоединится к тебе позже?
Женщина возвышалась надо мной, заслоняя собой солнце.
– Кто?
– Мне надо понять, нет ли у тебя суицидальных наклонностей.
– Чего-чего?
– Не собираешься ли ты наложить на себя руки.
– Что? Да нет… – промямлил я.
Неужели она думает, что я и в самом деле так плох? Но, может быть, она видит то, чего не замечаю я? Я собираюсь наложить на себя руки?
– Или убить кого-нибудь?
– Нет!
– Скажу тебе все, что думаю, так как ты похож на человека, с которым можно говорить серьезно. – Она придвинула стул и, усевшись вплотную ко мне, поправила волосы на затылке. – Я уже близка к трем звездочкам.
– Что?
– Разбираешься в рейтинге безопасности круизных лайнеров?
– Не очень…
– Я тебе объясню. Не так уж много шансов – по правде говоря, их и вовсе нет, – что израильский круизный лайнер может получить наивысшую оценку в глобальном рейтинге безопасности. Так что когда одиннадцать лет назад я начала тут работать и в год случалось по пятьсот и больше происшествий, никто бы не поверил, если бы я сказала, что их количество уменьшится до двенадцати. Этот круиз – последний в сезоне, и пока что мы на одиннадцати. Так что если ты действительно собираешься прыгнуть за борт, только скажи, и я сама тебе помогу.
– Так вы… – продолжал мямлить я. Напористость этой женщины пугала меня все больше. – Но если вы столкнете меня за борт, разве это не будет считаться происшествием?
– Я не должна буду о нем отчитываться, – ответила она совершенно серьезно. – Так как, говоришь, тебя зовут?