Но больше всего меня выводило из себя то, что если бы даже корабль, на котором мы плыли, чудом умудрился наткнуться на айсберг в Средиземном море в конце августа и затонуть, это в нашей семье считалось бы вполне удачным отдыхом.
Вряд ли можно назвать лишь один отпуск, когда все обстоятельства намекали на то, что отдыхать вместе – плохая идея. Не особо углубляясь в прошлое, я могу припомнить празднование моей бар-мицвы в Тверии, которое почти полностью прошло в больнице после того, как мама, поскользнувшись на палубе, сломала два позвонка.
Правда, в нашей семье вспоминают обычно лишь тот факт, что мы получили тогда полный возврат всех расходов.
В другой раз мама нашла отель в Рош-Пине за восемьдесят шекелей, включая питание, и всю дорогу не переставала повторять: «Нет, вы только посмотрите на дураков, которые платят больше», а на следующий день нам пришлось вернуться, потому что все – исключая меня, потому что я не люблю рыбу, – отравились за обедом.
Потом был замечательный отпуск, когда по дороге в Эйлат мотор старенького папиного «рено» перегрелся, и папа, узнав, что вызов эвакуатора в Шаббат стоит целых триста пятьдесят шекелей, невозмутимо заявил: «Чепуха. Нас тут трое мужчин. Будем толкать».
Ну и, конечно же, невозможно забыть поездку в Америку на бар-мицву Дана, где через пару часов после прибытия отец обнаружил в «Бургер Кинге» автомат, бесплатно выдающий напитки. Не говоря уже о том, что все последующие две недели мы питались только там, отец, вместо того чтобы познавать Америку, поставил себе целью останавливаться у каждого «Кинга», чтобы убедиться, что и в нем напитки тоже выдаются бесплатно.
Вернувшись домой, отец не переставал превозносить волшебное царство бесплатной газировки и проклинать нашу страну «воров и жуликов». И вот тогда Яара, взяв меня за руку, повела меня в мою комнату, закрыла дверь, крепко-крепко обняла и произнесла самую замечательную фразу, какую я когда-либо слышал:
– Ну, блин, у тебя и семейка, Йони.
Так впервые за мою почти двадцатилетнюю жизнь кто-либо еще, помимо меня, осмелился вслух признать, что я – нормальный.
Что касается этой поездки, мне было заявлено, что остаться дома я смогу лишь переступив через трупы всех остальных членов семьи, что мне она нужна больше, чем кому бы то ни было еще, и что билеты в любом случае вернуть нельзя. Так что собирай свои манатки, улыбнись как следует мамочке и поблагодари за то, что ее стараниями у тебя есть крыша над головой и возможность сетовать на жизнь, хотя при желании ты мог бы вместе со всеми плескаться в бассейне. Проблема твоя, бедный Йони, заключается лишь в том, что ты не понимаешь, как тебе повезло с семьей, так что выбирай: или ты подыскиваешь себе другое местечко, или отправляешься на корабль и вместе со всеми получаешь удовольствие. Слыхал, дегенерат ты несчастный?
Слыхал, папочка, слыхал.
Возвращаясь домой из Лондона, я твердо решил, что буду жить у них только до тех пор, пока снова не встану на ноги.
Это должно было занять месяц.
Ну, самое большее, два.
Четыре-пять телефонных звонков, семь-восемь свадеб, пусть даже в качестве помощника фотографа. Пини точно должен был знать кого-то, кому это может понадобиться. Только бы собрать немного денег, вернуться в Лондон и приступить к поискам исчезнувшей Яары. «Это временное отклонение, – твердил я себе, укладывая чемодан. – Сбой в расписании. Через минуту все встанет на место».
Со дня приземления самолета в тель-авивском аэропорту Бен-Гурион прошло уже пять месяцев, и лишь теперь я понял, что не учел главного: Яара была не кусочком в мозаике моей жизни, она и была всей этой жизнью. Ее взгляд в видоискателе камеры, ее улыбка, когда я показывал ей снимки, которыми действительно гордился, ее голос, побуждавший меня стараться сделать все лучше, ее объятие и признание мне на ухо, когда нам было лишь по шестнадцать: «Знаешь, ты со своей камерой такой сексуальный», – все это и было тем, что поднимало меня по утрам и придавало сил продолжать.
Все это время, с тех пор как нам было по пятнадцать, Яара всегда была рядом.
И вот теперь, когда мне уже тридцать два, а Яары рядом нет, камера стала слишком тяжела, а пальцы – удивительно неповоротливы. Я всегда прекрасно знал, что делать, если объект съемки вышел из фокуса, но понятия не имею, что предпринять, если это случилось с самим фотографом.
Всякий раз, поднимая камеру, я видел перед собой Яару, вдыхал ее запах и слышал ее смех, открывающий передние зубы с незаметной никому, кроме нее самой, щелью между ними, полученной от удара мячом во время игры в волейбол в пятом классе, которую она упорно пыталась скрыть. А еще, смеясь, она зажмуривает глаза и почти автоматически проводит рукой по волосам, словно зная, что в этот момент она прекрасна, но не желая оставлять ни одну, даже самую маленькую деталь на волю случая.