Выбрать главу

Яркевич Игорь

Ум, секс, литература

Игорь Яркевич

Ум, секс, литература

Роман

Содержание:

Пролог. Выбор

Ум и секс

Ум и литература

Литература и секс

Эпилог. Стихи после романа

Пролог

Выбор

Жизнь идет, и надо делать выбор. Иначе нельзя никак! Вот он приблизительно какой: Толстой или Достоевский, мама или папа, день или ночь, правда или ложь, любовь или секс, чай или кофе, весна или осень, кошка или собака, кролик или зайчик, гора или долина, река или море, солнце или луна, мясо или рыба, кетчуп или соевый соус, финик или хурма, истерика или депрессия, давить в себе хуй или не давить, хуй или нос, пизда или подмышка, ебаться или не ебаться, а если ебаться, то с кем - с мужчиной или с женщиной, с мальчиком или с девочкой, генерал Власов или маршал Жуков, Цветаева или Ахматова, "Вишневый сад" или "Три сестры", Чехов или Бунин, "Доктор Живаго" или надежный врач, Пастернак или советская власть, брюки или джинсы, Пруст, или Джойс, или все-таки Кафка, съесть все самому или поделиться с другом, проза или поэзия, водка или пиво, свитер или костюм, кино или театр, Кунцево или район Рублевского шоссе, быть говном для власти или говном у власти, говно или моча, Мадонна или Ростропович, МХАТ или Большой, ум или честь, кровь или грязь, грязь или ложь, секс или спорт, душа или тело, преступление или наказание, зоопарк или сумасшедший дом, здоровье или болезнь, война или мир, цыган или еврей, отцы или дети, онанизм или половой акт, европейский кинематограф или американский, Ельцин или Сталин, Москва или Санкт-Петербург, Гоголь или Пушкин, конец века или конец света, послать на хуй или терпеть, литература или реальный скучный мир.

А выбор уже сделан. Сделан самой жизнью - Достоевский (хотя Толстой лучше), и мама и папа, и день и ночь, ложь, любовь, кофе, весна, собака, зайчик, долина, море, солнце, рыба, соевый соус, хурма, истерика, хуй в себе не давить, хуй, пизда, ебаться, ебаться с женщиной, детей не трогать, генерал Власов - он романтичнее, обе хороши, "Вишневый сад", Чехов, надежный врач, их невозможно разделить - они друг без друга не смогут, брюки, все-таки Джойс, самому, проза водка, смотря где, кино, район Рублевского шоссе - там воздух чище, говном для власти, говно, Мадонна, оба в жопу, ум, кровь, грязь, секс, тело, преступление - оно короче, зоопарк, только здоровье, мир, без обоих нельзя, и дети и отцы, одно другому не мешает, синтез, Ельцин, Москва, Гоголь (но и без Пушкина не обойтись), конец века, терпеливо послать, литература.

Ум и секс

Разве могут быть в чем-нибудь виноваты ангелы? Не могут. А Лена ангел! Поэтому Лена ни в чем не виновата. Во всем виноват только я. Самая главная моя, Лена, вина перед тобой, что я не отдал тебе книжку "Буддизм в России". И даже ее не прочитал. Я даже не знаю, зачем я ее взял, если мне абсолютно до пизды этот буддизм, тем более в России! И тогда, и сейчас. Тогда даже больше, чем сейчас. Нет, сейчас больше. В любом случае я ее даже не прочитал.

Давно нет этой книжки. Давно нет тебя, Лена. Но мне по-прежнему хочется отдать тебе эту книжку. Так и не прочитав.

А Солженицына я зачем брал? Впрочем, я его у Лены специально не брал. Его Лена дала мне сама.

Конечно, Лена, я тебе достался не девственником. Но ведь и ты до меня знала много мужчин. Разве нет? Ты была замужем, ты любила Толстого, ты увлекалась Достоевским, ты изменяла бывшему мужу с богемной мразью, ты пыталась разгадать тайну Чехова, а однажды тебе приснилось, что ты ебешься с ротвеллером - умным благородным псом, не то что какой-нибудь эрдельтерьер! Да и с чем там ебаться у эрдельтерьера? Совершенно не с чем! Вот у ротвеллера есть с чем! А у эрдельтерьера маленький и невкусный собачий хуй. А у ротвеллера он почти человеческий. Удивительная собака этот ротвеллер!

То, что ты была замужем и пару раз изменяла мужу с богемной мразью это ладно. Достоевский - тоже ладно. В конце концов, подумаешь Достоевский! А вот Толстой - это хуже. Это очень серьезно. За Толстого ты мне еще, блядь, ответишь! А за Чехова - нет тебе прощения! Что ты нашла, дура, в этом Чехове? Смотри, Лена, мы уже очень давно не виделись и тебе ничего не угрожает, но за Чехова я мог и убить. Я, Лена, не ангел, как ты. Хоть раз я сказал тебе что-то доброе о Чехове? Нет.

Ты вспомни, еб твою мать, вспомни. Да, я водил тебя в театры. Но я, что ли, тебя на Чехова, водил? На Чехова я не водил тебя ни разу! На Чехова я ходил сам. Или с друзьями. Чтобы меня сдерживала крепкая мужская рука. Потому что уже в середине первого акта мог разнести театр и два-три прилегающих к нему квартала. А рука товарища меня сдерживала, и я оставался сидеть в кресле. В антракте спокойно шли в буфет.

Помню, были мы как-то раз на "Вишневом саде" в театре на Таганке. Это сейчас он говно, а раньше был знаменитый театр. Впрочем, раньше каждый театр был знаменитый, а сейчас они все говно.

Так вот, "Вишневый сад". Поставил Эфрос. Не Любимов. Играл Высоцкий. Демидова играла. Еще кто-то играл. Где-то минут через десять после начала я все понял! Я понял все! Я понял, что нас наебали. Очень крупно наебали. И что еще очень крупно наебут. Что довольно скоро уже не будет коммунистов. Что начнется перестройка. Потом Беловежское соглашение. Потом - провал! Мощный культурный провал. Полная исчерпанность всех дорог. Полная зацикленность. А всему виной Любимов. Почему он сам не поставил "Вишневый сад"? Это же так просто! Взял бы и поставил. Нет, доверил Эфросу. А Эфрос... О, Господи! А Высоцкий? Зачем он там играл? Через десять минут я уже понял, что на русском будущем можно ставить крест. И не говори мне, Лена, что я не прав! Что причины кризиса девяностых не в том. Именно в этом!

А еще минут через пять я заплакал. О будущем. И все удивлялись, потому что на Чехове в первом акте никто, как правило, не плачет. На Чехове ведь не плачут. На Чехове думают. А чего там, блядь, думать, когда надо плакать?

По распространенному заблуждению, Чехов не располагает к слезам. Чехов, по распространенному заблуждению, располагает к мысли. Чехов - вершина русского ума. Ума сквозь слезы. Жалко, что я тогда не встал и чего-нибудь не устроил! Но я еще не мог. Я еще испытывал уважение к культуре. Раз ставят значит, надо! Вот какой я был маленький и глупый! Вот как я вставал перед культурой на цыпочки и трепетал!

Товарищи, видя, как мне плохо, в антракте достали водки. В антракте мы пошли в туалет и выпили водки. На Таганке всегда были очень хорошие чистые туалеты.

И еще Тарковский. Тоже ведь умный режиссер! То есть у него фильмы с умом. Не просто кадр - а кадр с мыслью. Но с Тарковским мы еще разберемся. Мы еще посмотрим, кто самый умный и у кого в кадре больше мысли.

Я, Лена, мщу. Я не могу ничего поделать с культурным провалом девяностых. Он неуправляем. Но я могу вернуться назад и навести там, сзади, шорох.

Лена - это суд! Я, Лена, судья, то - суд памяти. Лена, я - последний хуй уходящей эпохи. Советский контекст - это такая гадость! Но одновременно и прелесть. Но в нем в любом случае надо разобраться - где там ум, где секс, где еще что. Кто-то должен во всем этом разобраться, Лена!

Есть одна страшная тайна. Маленькая страшная девичья тайна. Я тебе ее открою, но ты, Лена, никому ее не открывай! Это такая тайна, что сразу пиздец, если ее откроешь! Дело вот в чем: то, что в России считается большой серьезной литературой, - читать невозможно! Это очень плохая литература. Вот ведь штука какая, Лена! Только я еще раз прошу тебя - веди себя тихо, никому об этом не говори, как будто ты этого не знаешь. Можно читать Достоевского? Нельзя. Потому что Достоевский - великий писатель! Поэтому и нельзя. И Марка Твена тоже читать нельзя. Хотя и Марк Твен тоже великий писатель! Это, Лена, трагедия. Не зря Марк Твен с Достоевским перекликаются. Через Толстого и Джека Лондона. И те в свою очередь перекликаются. Пол-Джека перекликается с Толстым через Марка, а пол-Марка перекликается с Достоевским через Джека.