В мае девяностого Зелимхан организовал крохотную Вайнахскую демократическую партию, в ее программе уже была прописана независимость. Через полгода он стал зампредом исполкома Общенационального конгресса чеченского народа — надел папаху и снимал ее, только ложась спать. В начале девяносто второго Яндарбиев уже отпустил бороду, нацепил камуфляж, тогда он активно участвовал в грабеже брошенных на произвол судьбы российских военных складов.
Он стал ближайшим сподвижником Дудаева.
Удостоился чести первого покушения — в октябре девяносто третьего в Грозном, по его машине, остановившейся возле дома, дважды стреляли из подствольного гранатомета. Бывший комсомольский секретарь редакции, он повесил на стенку коврик с изображением Каабы, стал молиться положенное число раз и регулярно посещать мечеть.
Когда началась война, против него и еще шести чеченских вождей возбудили уголовные дела и добились санкции на арест. После гибели Дудаева Яндарбиев сменил его на президентском посту. Вел в Кремле переговоры с Ельциным, подписывал перемирие с Черномырдиным, остался в Москве заложником на время вылета Бориса Николаевича в Чечню… :
Смуглый молодой парень, только что вернувшийся вместе с шефом из мечети, сообщил о визите посланца Абу-Валида. Вытерев лоснящиеся губы белым полотенцем, Зелимхан тяжело поднялся с места и вошел в небольшую комнатку, чтобы лично глянуть на монитор.
— Впускай, я его знаю. Проверь с головы до ног и впускай. Скажи Малике-ханум, чтобы сделала нам два кофе.
Посланец не обиделся на тщательный обыск.
На войне как на войне. Эта категория людей давно привыкла следовать восточной мудрости: «На Аллаха надейся, но верблюда все равно привязывай».
Они сами следовали ей и не возражали против применения тех же правил к себе.
Широким шагом гость прошел по плиткам двора и приветствовал Зелимхана, как младший старшего: приобнял и коснулся лбом плеча.
— Садись, Алимардан, рад тебя видеть.
Оба сделали по глотку кофе, только потом хозяин спросил:
— Откуда сейчас?
— Самолетом из Баку. Два дня назад еще был в лесу.
— Как там наши леса?
— Скоро зазеленеют. Русские много пожгли за последний год. Но это капля в море.
— Каждую весну проклинают «зеленку». Помню, сам слышал радиоперехваты.
Эти двое пили кофе совсем не так, как двое эфэсбэшников в кофейне. Восточные люди умеют смаковать каждый глоток напитка, каждый кусок еды.
Даже в фанатике-боевике, способном годами прятаться в горных пещерах и жить на подножном корму, живет сибарит. Эта часть личности только ждет удобного случая, чтобы проснуться.
— Абу-Валид просил передать, что его с начала года упорно пытаются с тобой стравить. Льют на тебя грязь, будто ты собрал здесь не десять миллионов, а пятнадцать.
Несмотря на иерархию, воюющие против Москвы чеченцы обращались друг к другу на «ты», подчеркивая свое единство в борьбе за общее дело.
— С начала года? Обо мне давно уже такое говорят. Пора федералам сменить пластинку.
Или они верят, что ложь от долгого повторения станет похожа на правду?
— В прошлом году они не пытались ничего насчет тебя запустить.
— Папку не в тот шкаф засунули. А перед Новым годом, наверное, инвентаризацию устроили.
— Сейчас взялись очень активно. Абу-Валид считает, что не только ему все это подбрасывают.
— Конечно. Посмотрим, кто еще поделится со мной своими тревогами. Твоему командиру понадобился месяц, чтобы встревожиться.
— Он в самом деле встревожен. Считает, что ФСБ взяло тебя на мушку.
— Мы все у них на мушке. Что делать? Мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся.
— Воистину.
Хозяин и гость провели по лицу сложенными вместе ладонями.
— Что передать Абу-Валиду?
— Что нашел меня в добром здравии. Переводы будут продолжаться в прежнем ритме. Просто сейчас жертвователи дают деньги адресно. Если их дают для Шамиля, я не вправе перебросить средства кому-то другому. Хотя сам, может быть, считаю, что там потребность более насущная. Шамиль на прошлой неделе показал товар лицом…
Посланец Абу-Валида молча кивнул, он знал о взрыве в московском метро.
— Шамиль показал товар лицом, и теперь снова пойдет перекос в его пользу.
— Мы тоже работаем, не сидим на месте.
— Есть вещи, о которых русские просто умалчивают. У них сейчас сильнейшая цензура, они почти закрыли тему своих потерь в Чечне.
— Мы снимаем свою работу на видео.
— Последнее время кассетам вообще мало доверия. Сейчас любой дурак знает, что дату на пленке можно в два счета подделать. Все можно подделать. Никто из наших, конечно, не занимается подобными вещами. И жертвователи впрямую не бросаются такими обвинениями. Но я вижу, что им хочется подтверждений. А русские поприжали и телеканалы и печать, упрямо молчат о потерях.
Вот взрывы в метро и в электричках, они обсасывают месяцами. Пусть Абу-Валид примет это к сведению.
Глава 2
В августе, через полгода после появления в Катаре сотрудников ФСБ, Глеб Сиверов сидел на ведомственной московской квартире напротив человека в генеральских погонах. Тот хмурился, двигая по столу свою дешевую зажигалку.
— Срочное задание. Твой предшественник его чуть не провалил. Поезжай, разберись и прими от него дела.
— Куда ехать?
— Недалеко. Из Москвы в Москву. Ты давно общался с «золотой молодежью»?
— Не наш, вообще-то, контингент, — пожал плечами Слепой.
— Теперь наш. Пришлось взять их под крылышко. Только не надо морщиться и говорить мне, что задание не твоего уровня.
— У меня и в мыслях не было, товарищ генерал.
Генерал, конечно, держит в уме его, Сиверова, профиль — значит, имеет веские причины поручить это дело именно ему.
— Нет времени все подробно тебе объяснять.
Важно поскорей взять бразды в свои руки. Ребятки — дети высокопоставленных мидовцев. Только не кривись, не говори мне, что эту публику ты на дух не переносишь.
— Вы меня с кем-то путаете, Федор Филиппович. Когда я последний раз капризничал?
— Да я сам обо всем этом думаю вместо тебя.
Короче, поезжай, там объяснят суть. На днях встретимся, поговорим обстоятельней.
…Уже через сорок минут Сиверов прибыл по указанному адресу — в гольф-клуб на Аптекарском. Для поля с восемнадцатью лунками здесь был спроектирован искусственный рельеф: водоемы и террасы, деревянные ограждения и препятствия. Под жарким солнцем покрытие из искусственной травы выглядело не правдоподобно зеленым и свежим.
Глеба встретил тот, кого ему предстояло сменить. Невысокого роста жилистый человек в белой шапочке с козырьком. Обменявшись рукопожатием, они присели рядом на ровно подстриженную траву.
— Их всего пятеро, — объяснил сотрудник, представившийся Михал Михалычем. — Неразлучная компания. Называют себя «Magnifisent Five».
— Знают старое кино?
Название для компании, конечно же, придумано по аналогии с «Magnifisent Seven» — знаменитым вестерном «Великолепная семерка». Среди советских граждан в шестидесятые годы он был, пожалуй, еще больше знаменит, чем среди американцев. Единственный штатовский вестерн, который выпустили в прокат по личному распоряжению Хрущева.
— Они вообще много чего знают. И о себе понимают слишком много. Через пару дней тебя так достанут, что волком взвоешь. Я уже дважды подавал рапорт, чтобы избавили меня от этих аристократов. Что я с ними только не творил мысленно: ломал кости, расстреливал из автомата, подвешивал за ноги, топил в дерьме.
— И девушек тоже? — спросил Слепой, уже выделив взглядом стайку с клюшками.
— Всех без исключения.
— А там кто маячит?
— Наш человек. Вон другой, видишь? Мои подчиненные в количестве двух единиц. Их менять не собираются, так что ты их унаследуешь.
— Подчиненных ты мысленно не поджаривал?
— Нет. Пару раз сделал втык по делу, а в остальном жили дружно.
— Кто против нас?
— Человек опытный. Одиночка.