Я стиснула зубы и уставилась на приближающуюся пристань, забитую народом.
— Я спасла ей жизнь. Так в чем же дело?
— Жница узнала тебя, — угрюмо ответил он. — Ты обещала только смотреть, а потом взяла и… вмешалась, да так, что тебя узнали! Теперь они знают резонанс твоего амулета. Могут пойти по следу. Найти тебя.
Я хотела возразить. У жнецов — резонансы амулетов, у живых людей — ауры. Жнецы умеют искать и по тому, и по другому, и на огромном расстоянии, и поблизости, словно по фотографии или кричаще ярким отпечаткам пальцев.
— По-твоему, пусть бы она умерла, Барни? — едко спросила я, зная, как он ненавидит это прозвище. — Пусть бы жница срезала ее душу, лишь бы меня не узнали? Позови Рона. Он изменит резонанс моего амулета. Уже случалось.
Барнабас скрестил руки на груди и нахмурился. Несмотря ни на что, я была права, и он это знал.
— Придется, да? — сказал он так, словно и в самом деле был семнадцатилетним мальчишкой, за которого себя выдавал. — Я уже триста лет так не встревал. Ну, кроме случая с тобой. Теперь мне тоже нужно менять резонанс амулета.
И он угрюмо уставился вперед. Угрюмый ангел. Какая прелесть.
Но чем больше я об этом думала, тем хуже все представлялось. Похоже, со времени нашего знакомства я только и делаю, что порчу Барнабасу жизнь. Мой особый талант. Теперь ему придется связываться с шефом, чтобы тот все уладил, а Барнабас ненавидел представать в дурном свете.
— Извини, — сказала я тихо-тихо, зная, что он услышит.
— Пока резонансы амулетов не поменяли, мы уязвимы, как утки на воде, — пробормотал Барнабас.
Я в страхе поискала глазами черные крылья, но они исчезли. Рядом с пристанью, в спокойной с подветренной стороны воде отражались деревья. Я переключилась на среднюю тягу.
— Я же сказала, извини, — повторила я, и Барнабас оторвал взгляд от мигающих огней «скорой».
В тени его карие глаза казались черными, и было в них что-то такое, чего я не замечала прежде.
— Ты многого не знаешь, — сказал он, пока я поворачивала лодку, чтобы причалить рядом с первой. — Может, пора исходя из этого себя и вести?
Сьюзан перебрасывала за борт предохранительные покрышки — чтобы лодка не стукнулась о причал — Барнабас прошел к носу кинуть швартовы на берег, а я глушила мотор. Врачи «скорой» ждали с носилками, у них, похоже, камень с души свалился, когда Билл крикнул, что он в порядке. Здесь царило деятельное волнение, и когда в толпе мелькнула светлая рубашка с короткими рукавами — а по ней скорее узнаешь начальника лагеря, чем по бейджику с именем, — я вся съежилась. Надо выбираться.
Народ вылезал из лодки под громкую болтовню и расспросы, на которые Сьюзан с воодушевлением и во весь голос отвечала. Я поднялась. Хотелось домой, но не мог же Барнабас взять и унести нас на виду у всех. Он вылез на пристань, я боязливо шагнула в толпу следом.
— Не спускай глаз с девушки, — сказал жнец, видя, что я места себе не нахожу. — Нужен какой-нибудь тихий уголок, чтобы ангел-хранитель сумел меня найти. Вряд ли на нее снова попытаются напасть, но и такое бывает. К тому же они знают, что ты здесь. Ничего не предпринимай, если покажется жнец, ладно? Просто крикни, позови меня. Справишься?
Я подавленно кивнула, и мы начали пробираться сквозь толпу. Я поплелась за Барнабасом и нашла наконец местечко поукромнее рядом со «скорой». Сердце снова остановилось. Наконец-то. Барнабас над этим потешался, а я еще больше смущалась. И дышала вдобавок, в чем, в общем-то, не было необходимости. Я слушала, как Сьюзан говорит с группкой девчонок и начальником лагеря. Странное чувство — хотелось быть ближе, но так, чтобы самой не участвовать в происходящем.
Все ахали над рассказом Сьюзан, а я радовалась, что в нем нет ни слова о поединке на мечах или о том, как девушка в цветастом топе исчезла в волнах. Ночью, во сне, все будет совсем по-другому. Я слишком часто ловила папин испуганный взгляд и гадала, помнит ли он о морге. Пока я воровала амулет у своего убийцы, папе позвонили и сказали, что я умерла. И когда я увидела, как он сидит у меня в комнате и разглядывает мои вещи, не зная, что я жива, у меня чуть сердце не разорвалось. А как он обрадовался, когда увидел, что я снова дышу! Меня никто никогда так крепко не обнимал. И хотя его воспоминания изменили… иногда мне кажется, что он все-таки помнит.
Барнабас уселся на красный столик для пикника под соснами. Перед жнецом висел в воздухе туманный светящийся шар размером с софтбольный мяч. Похоже на дефекты, которые иногда видны на фотографиях. Некоторые принимают их за призраки, но вдруг это ангелы-хранители, но видно их только на пленке и при определенном освещении?