— Джаннатхон — единственная радость профессора, — произнес он наконец, первым нарушив молчание, и в упор взглянул на Умида. — Она ему дороже жизни… И не мало есть таких, кто готов за нее жизнь отдать. Она стоит того. Ведь она такая умница. И самая красивая девушка в Ташкенте… И она такая веселая. Шутки любит. Мы всегда с ней шутим. Только сегодня она что-то не в настроении…
Умид отодвинул от себя пиалу и согласно кивнул головой.
В прихожей послышались шаги, и комнату заполнили друзья профессора, его брат, работающий в торговой сети, и двое племянников Сунбулхон-ая. Они шумно рассаживались за столом. Брат домуллы поставил на стол армянский коньяк и обвел всех горделивым взглядом…
Времени оставалось мало, вскоре все высыпали на улицу. У ворот стояли четыре «Волги». Инагамджан вынес из дому чемодан и саквояж домуллы, уложил их в машину. Отворив дверцу своего автомобиля, домулла оглянулся и помахал рукой, приглашая Умида.
Одна за другой машины тронулись.
На вокзале профессора поджидали еще несколько коллег, пожелавшие его проводить. Они, судя по всему, были близкими его семье людьми. Жанна и Сунбулхон-ая заметно обрадовались встрече с ними, обменялись рукопожатиями, заговорили. Тем временем Умид и Инагамджан отнесли вещи домуллы в вагон.
Выйдя на перрон, Умид стоял в сторонке, не смея приблизиться к этим важным, высокопоставленным лицам. К нему подошла Жанна. Они обменялись взглядами. На ее щеках снова проступил румянец, который так шел ей.
— Вам доводилось бывать в Фергане? — спросила Жанна.
— Нет. Я дальше Охангарана и Мирзачуля не путешествовал.
Жанна весело засмеялась, застегнула пуговицу на его пальто.
— Постарайтесь не задерживаться, когда кончится симпозиум, ладно?
— Это зависит от вашего отца.
— Если он вознамерится еще там остаться, вы поторопите его. Ведь я… буду ждать. Он послушается вас. Он всегда так хорошо о вас отзывается. Говорит, что вы талантливый. Не просто способный, а талантливый, понимаете?
Умид пожал плечами, улыбнулся смущенно.
— Право, это преувеличение, — сказал он. — Я не заслужил таких похвал.
— Папа говорит, что вы — будущее нашей отечественной селекции! — восторженно говорила Жанна.
— Не знаю, смогу ли я когда-нибудь оправдать его надежды. Мне ваш отец очень много помогает. Без него я чувствовал бы себя котенком с завязанными глазами.
Жанна засмеялась и громко захлопала в ладоши:
— Браво! Это как раз и свидетельствует, что вы незаурядный человек. Мой папа не ко всем так добр. Он всегда говорит, что надо помогать только талантливым, а бездари сами пробьются…
— В этом ваш отец прав. Но, поверьте, среди его учеников есть способнее меня…
— Наверно, он вам симпатизирует больше, чем другим? Ого, значит, в вас не только я что-то нахожу! — засмеялась Жанна.
— Боюсь, что вы меня переоцениваете. Я такой, как все. Могу даже быть иногда грубым. Нынешним утром… Сегодня вы убедились в этом. Я приношу вам свои извинения. Простите меня. Словом… Очень прошу вас, пусть об этом не узнает мой учитель…
— Перестаньте, Умид-ака, — Жанна приложила к его губам ладонь, заставив его замолчать, и укоризненно покачала головой. — Пусть это будет нашей маленькой тайной, хорошо? Согласны?..
В микрофон объявили об отправлении поезда.
Провожающие, поддерживая под руки, подсаживая сзади, помогли Салимхану Абиди подняться на площадку вагона. Вагон дернулся, и платформа медленно поплыла назад. Провожающие шли рядом с вагоном, махали руками, выкрикивали добрые пожелания. Жанна, отстав от остальных, послала издалека воздушный поцелуй. Ее отец поспешно ответил тем же. Но Умид заметил, что она в тот момент смотрела на него, и, улыбнувшись, чуть заметно кивнул ей.
За происходящим внимательно следила Сунбулхон-ая.
Глава шестнадцатая
ГЛУБОКАЯ РЕКА ТЕЧЕТ МЕДЛЕННО
Учитель и ученик сидели друг против друга и смотрели в окно. Мимо мелькали полустанки и станции, полосатые, как зебра, шлагбаумы на переездах. А то замелькают перед глазами стальные перекрытия и где-то внизу блеснет вода. Гулко прогромыхав, поезд проскакивает мост через канал. Вдали медленно проплывают поля, присыпанные снегом, с чернеющими там и сям проплешинами проталин.