— Обязательно, — сказал Умид. Он испытывал удовлетворение оттого, что, может быть, впервые поступил вопреки совету домуллы. — Тогда я завтра и поеду, домулла…
— Когда будете возвращаться, загляните на ферганский базар. Купите пять-шесть килограммов девзиринского риса. В Ташкенте днем с огнем не сыскать его. В прошлую поездку из-за нашего распрекрасного директора я не успел даже базар посмотреть. Наша Сунбулхон-ая задала мне взбучку. Так что, если хотите заслужить ее милость, не забудьте про рис, — сказал Салимхан Абиди, заговорщически подмигнув. Порылся в портмоне и протянул Умиду две купюры по двадцать пять рублей.
— Что вы, домулла, не надо! — смутился Умид.
— Берите, берите. Вы отправляетесь в дальнюю дорогу, вам не помешают лишние пять — десять рублей в кармане!
Домулла поднялся с места и, выйдя из-за стола, насильно вложил деньги Умиду в ладонь.
Дни постепенно удлинялись, а ночи становились короче. Но темнело все еще рано. Умид приходил домой, когда сумерки настолько сгущались, что у соседей уже светились окна. Приходилось внимательно смотреть под ноги, чтобы не угодить в лужу.
Проходя мимо калитки тетушки Чотир, Умид постучал в нее. Старушка очень обрадовалась, пригласила его зайти в дом. Умид поблагодарил ее и осведомился, не приходил ли к нему кто-нибудь. Старушка сказала, что никто о нем не справлялся.
— У меня чай на плите кипит. Зашли бы обогрелись, сынок, — настаивала она.
— Надо сегодня успеть кое-что сделать, тетушка, чтобы завтра со спокойным сердцем уехать.
— Снова уезжаете? Далеко ли?
— Опять туда же, в Фергану. Если придет дядя или, может, пошлет кого-нибудь справляться обо мне, скажите им, чтобы не беспокоились.
— Скажу, сынок, непременно скажу. Надолго ли едете?
— Дней на пять.
— Благополучного возвращения, сынок. Я рада за вас. Если йигит выходит на дорогу, перед ним открывается много путей. И жеребенок становится добрым конем лишь после того, как преодолеет длинную дорогу. А государство, у которого много таких коней, всегда бывает сильным. Пусть помогает вам аллах.
— Спасибо, тетушка. Если вам не трудно, присмотрите, пожалуйста, за моим дворцом, ладно?..
— Если бы вы и не попросили, я бы все равно присматривала. Будь у меня силы подниматься по вашей мраморной лестнице, я бы через день вытирала пыль в ваших хоромах.
Они посмеялись вместе и расстались.
Умид встал спозаранку и отправился на базар. Купил касу сливок, сгустившихся на холоде, какие любит Тутиниса-буви. Давненько не проведывал ее, свою бабушку. Слышал, будто она без конца расспрашивает о нем. Если сейчас уедет, не повидав ее, кто знает, когда удастся навестить старушку.
Бабушка долго не могла уразуметь, кто к ней пришел. Наконец, узнав Умида, обрадовалась, обняла его, постукивая по лопаткам сухонькими руками. Потом прочитала длинную молитву и сказала:
— Буду молить аллаха, чтобы он дал мне увидеть твою свадьбу, сынок. Пока не побуду на твоем тое, не хочу умирать.
— В таком случае я вовсе не женюсь, бабушка. Чтобы вы дольше пожили, — наклоняясь к ее уху, сказал Умид, улыбаясь.
— Ох, детка, зачем говоришь такое, — огорчилась старушка. — Хочу уйти из светлого мира, узнав, что ты построил благополучную семью, повидав, как ты живешь со своей суженой, поласкав твоих детишек. А я сделала уже что смогла и что должна была, — смотала свой кокон, подобно шелковичному червю. А из кокона вылетит бабочка — продолжится другая жизнь… Я уже устала, сынок. Потеряла счет летам своим… Вчера открыла шкатулку, что хранилась в сундуке. Увидела в ней карточку свою, снятую еще Ильхамом — лудильщиком самоваров. За эту карточку мой сын заплатил в то время девятью тысячами кренска. Это было чудом для тех времен, люди еще не видели такой диковинки… В тот год еще, помню, около мечети Хатин расстреляли хана Абсафи. В медресе Бегларбеги выступал перед людьми Ахунбабаев. Наверно, уже много времени прошло с тех пор, а, сынок?..
— Да, бабушка, с тех пор минуло немало времени. Сейчас, если хотите, я могу вас сфотографировать бесплатно.
— А разве кумунизм уже? Говорят, когда наступят святые времена кумунизма, все будет бесплатно.
Умид засмеялся:
— Нет, бабушка, коммунизм пока еще мы строим. Но фотография уже стоит значительно дешевле.
— А нельзя вам поторопиться, сынок? А то, чего доброго, я и не увижу кумунизма-то…
— И так спешим, бабушка.
— Уж ладно, сынок, фотографировать меня не стоит. Тогда молодая была да непонятливая — взяла грех на душу. На старости-то лет не буду грехов прибавлять. Если аллах решил призвать к себе человека, не должно на земле оставаться его облика, грех.