Она вынесла эту пиалу в прихожую и оставила на подоконнике. Взамен нее достала из серванта две, с золотыми каемками, разрисованные розовыми цветами. Сквозь тонкий, как бумага, фарфор просвечивали ее пальцы. На столик с легким стуком встала распечатанная бутылка армянского коньяка. Возле нее замерцали две хрустальные рюмочки. Жанна поплотнее прикрыла дверь и подмигнула Умиду:
— Немножечко кутнем, а?
— И плов, и коньяк… Не разгонит ли это сои?
— Это было бы здорово! Ведь полжизни теряем на сон. К тому же я так проголодалась…
В этот момент, приотворив дверь, в комнату заглянула Рихси-апа.
— Вы будете здесь ужинать? — спросила она у Жанны. — Я хотела подать в вашу комнату…
— Я составлю компанию Умиду-ака, чтобы ему не скучно было, — с улыбкой сказала Жанна.
— Вашу порцию принести сюда?
— Нам достаточно того, что есть. Отправляйтесь лучше спать.
Женщина закрыла дверь.
Утолив голод и выпив рюмку коньяку, Умид сделался разговорчивее. И даже шутил, заставляя девушку то и дело смеяться. Жанна не желала оставаться в долгу. После одного из ее анекдотов Умид поперхнулся пловом. С трудом откашлявшись, долго не мог унять смех.
Жанна опять наполнила рюмки.
Сидели долго. Стенные часы пробили двенадцать. Жанна порывисто поднялась и спрятала бутылку с коньяком и рюмки в секретер, заметив, что они им еще пригодятся. Когда она приподнялась на цыпочки, стараясь засунуть бутылку подальше за книги, свитер у нее задрался, и Умид увидел ее тонкую талию, стянутую прозрачным шелком.
Поправляя свитер, Жанна сказала:
— Уже поздно. Располагайтесь на этой софе. Постель разберете сами.
Она с порога помахала ему рукой, сказала: «Спокойной ночи» — и закрыла за собой дверь. В ее резких, торопливых движениях Умид усмотрел некую нервозность. «Не обидел ли я ее чем-нибудь?..» — подумал Умид и выключил свет.
Потонув в пуховой перине, он накрылся легким атласным одеялом. Однажды тетушка Чотир сшила по его заказу ватное одеяло и, вручая ему, сказала: «Вы будете под ним видеть только хорошие сны». Сейчас ему припомнились эти слова.
Он был доволен, что вел себя нынешним вечером как джентльмен, не позволив никаких вольностей по отношению к дочери уважаемого домуллы. До сих пор он по временам испытывал угрызения совести из-за того, что посмел в тот раз обнять девушку, которая ведь тоже когда-нибудь войдет в дом своей свекрови на правах невестки. Можно же сохранить с ней дружеские отношения, не прибегая к пошлости. Если о непристойном поведении своего ученика проведает домулла, рухнут все его надежды — профессор Абиди с презрением отвратит от него свой лик.
Умида словно током пронзила мысль, что и с Хафизой какой-нибудь авантюрист может обойтись так же. «Завтра надо во что бы то ни стало с ней повидаться…» — подумал он, засыпая.
…Умид проснулся от странного ощущения, будто в комнате есть еще кто-то. Явственно слышалось чье-то нервное дыхание. Разомкнул веки и у самого своего лица увидел большущие глаза и беззвучно смеющийся рот Жанны. Словно это происходило во сне. Он резко повернулся к ней. Обнял девушку и впился губами в ее губы. Он еще не разобрал, сон это или явь… Ее гибкие руки обвились вокруг шеи, тонкие беспокойные пальцы погрузились в его спутанные волосы…
…Умид лежал неподвижно, положив руки поверх одеяла и вперив глаза в потолок… Жанна опустила голову ему на грудь.
— Я люблю вас, — прошептала она. — Я очень люблю вас… А вы? Вы меня любите?.. Почему вы молчите?.. Ну, скажите, вы меня любите?
— Да… — произнес Умид сквозь зубы, будто простонал.
— Любимый. Мой батыр. Мои муж. Я буду называть тебя моим повелителем…
Жанна поднялась, когда едва начало светать. Бесшумно подошла к окну. Двор был занесен снегом. Сонные деревья стояли словно в ночных рубашках. Вот почему сегодня так рано рассвело. Хотелось снова юркнуть в теплую постель. Но боялась разбудить Умида. Подошла к трельяжу и, присев на пуфик, приблизила лицо почти вплотную к зеркалу. Осторожно провела пальцами по припухшим векам, синим кругам под глазами, потрогала сухие, потрескавшиеся губы. Протянув руку, подобрала с пола сброшенный ночью халатик и надела его. Неторопливо причесалась, любуясь своим отражением в зеркале.
На улице становилось все светлее. Жанна решительно подошла к софе и разбудила Умида.
— Что вы со мной сделали, Умид-ака? — резко проговорила Жанна, едва он раскрыл глаза.
Умид промолчал. Какие тут искать оправдания… Он виноват во всем. Он должен был сдержаться. Должен был отвратить беду от них обоих.