— Зря ты пришла ночью… — мягко упрекнул он Жанну.
— С вас сползло одеяло, я зашла, чтобы поправить. А вы… вроде бы и не пили столько… а не помнили, что делаете…
Умид и вправду очень смутно помнил, как все произошло. Клял себя последними словами за то, что пил этот проклятый коньяк, за то, что перешагнул порог этого дома в столь поздний час, за то, что не научился до сих пор владеть собой, за то, что…
— Ладно уж, — примирительно сказала Жанна, заметив, как удручен Умид, и, засунув под одеяло руку, пощекотала его под мышкой. — Теперь, пока не встали мои предки, уходите. Пусть они пока ни о чем не знают. Я сама им расскажу обо всем. Они нас простят. Они любят меня не меньше, чем я вас. Я вас простила, и они простят…
Умид поспешно оделся. Он в армии не одевался так быстро, как сейчас. Жанна взяла его за руку и, как слепого, провела по коридору. Они шли крадучись, будто воры. В этом было что-то унизительное для Умида. Жанна бесшумно отперла наружную дверь. С улицы пахнуло морозцем. На ней был один только халатик и тапочки. Но она, кажется, не чувствовала холода. Торопливо направилась по заметенной снегом дорожке, увлекая Умида за руку к калитке. Позади них оставались следы, первые в это утро…
Жанна откинула щеколду и выжидающе посмотрела на Умида. Он нагнулся и поцеловал ее в щеку.
— Нет. Не так… — сказала Жанна, отрицательно покачав головой.
Тогда он осторожно взял ее за плечи и со злостью поцеловал в губы.
Жанна перевела дыхание и улыбнулась.
— Это другое дело, — сказала она и, отворив калитку, выпустила его на улицу.
Глава двадцать первая
ХИЖИНЫ НА СЛОМ
Говорят, понедельник — тяжелый день. Для Умида он начался с сюрприза.
Сегодня Умид проспал и опаздывал на работу. Схватил в одну руку портфель, в другую бутерброд с колбасой и скатился вниз по лестнице. Распахнув калитку, едва не наскочил на машину, загородившую выход. Собрался было выругать незадачливого водителя, так неловко поставившего свою роскошную коляску, но от изумления чуть не выронил свой завтрак. За баранкой, небрежно откинувшись на сиденье, сидел Инагамджан и читал газету.
— Ого, привет! — сказал Умид. — Рад встретить вас на нашем проспекте! Какими судьбами?..
Инагамджан неторопливо сложил газету, усмехнулся и, не взглянув даже на Умида, включил мотор.
— Нам велят, мы исполняем. Садитесь в машину, братец, — сказал он, открыв дверцу.
— Как же вы отыскали, где я живу?
— Коротка же у вас память. Забыли, как я однажды привозил вас после застолья у домуллы? Правда, вы были слегка того… Могли запамятовать.
— Что ж, давайте поднимемся ко мне, выпьем по пиалушке чаю.
— Времени в обрез, братец. В другой раз.
— Только на минутку. Не положено, приблизившись к порогу, не переступить через него.
— Сейчас вас доставлю на работу. Потом домуллу. Потом поеду за врачом для Сунбулхон-ая. Потом Жанна собиралась куда-то к двенадцати…
— Куда же она собиралась? — поинтересовался Умид.
Инагамджан посмотрел на него исподлобья.
— Мне заранее не говорят, куда они намерены ехать, братец. Я узнаю об этом в последнюю минуту.
— Ну, так вы зайдете взглянуть на мое жилище?
— Если вы так уж настаиваете, — сказал Инагамджан, нехотя выбираясь из машины. — На одну минутку только.
Инагамджан с презрительной улыбкой оглядел высокие небеленые стены, поперек которых лежали потемневшие от времени балки, служившие основанием балаханы, где обитал Умид. Подойдя к лестнице, он постукал по ней ногой, усомнившись в ее надежности.
Умид предупредил его, смеясь:
— Прошу вас, поосторожнее, любезный. Как бы вы потом не предъявили мне иск за причиненное вам увечье.
— Вай-ва-ай, — произнес Инагамджан, опасливо поглядывая наверх. — Вы приловчились тут, вижу; могли бы по канату в цирке ходить.
Умид рассмеялся:
— Если будете почаще бывать у меня, я из вас тоже сделаю канатоходца. Давайте руку.
Ощутив наконец под ногами твердый пол, Инагамджан перевел дух.
— Ну и высотища! — сказал он. — Здесь удобно муэдзинам жить: можно, не поднимаясь на минарет, скликать правоверных на молитву.
— Вам так кажется с непривычки, — сказал Умид, приглашая гостя в комнату.
Здесь было тесновато, зато тепло. Инагамджан сразу оценил это. Справа от дверей — железная печка, еще теплая. В углу — кровать, покрытая чем-то не то коричневым, не то ржавым. Удивительно, как этот рослый парень умещается на таком узком ложе. Вплотную к кровати придвинут стол, грубо сколоченный из досок. Значит, постель заменяет хозяину и мягкое кресло для работы. Вот, пожалуй, и все богатство молодого ученого. Да, еще книги. Полки в нишах сплошь заставлены книгами. Большими и малыми, толстыми и тонкими.