Не прошло и недели, Мусават Кари вновь появился ранним утром в приемной председателя райисполкома. Зейтуна только что пришла и, глядя в зеркальце, подводила карандашом брови. При виде неожиданно вторгшихся посетителей растерялась и сказала, что товарища Ульмасбаева еще нет.
— Ничего, мы его подождем в кабинете. Я же дядя Арсланджана, — напомнил ей Мусават Кари и, сделав своему спутнику знак, чтобы тот следовал за ним, направился к двери.
— Вы что, товарищ? — возмущенная Зейтуна заслонила собою дверь.
— Разве вам не понятно? Я его дядя! — с расстановкой произнес Кари.
— Дядей можете быть дома, а здесь вы простой посетитель! — резко оборвала его Зейтуна.
В это время в приемной появился Арслан. Он поздоровался с Зейтуной и, пригласив Мусавата Кари и его спутника, проследовал в кабинет.
Кари окинул испепеляющим взглядом девушку и шагнул в председательский кабинет, подталкивая приятеля.
Арслан, перебирая на своем столе утреннюю корреспонденцию, предложил им сесть. Мельком взглянул на незнакомца. Это был полный мужчина средних лет, с нависшими веками. Брюки заправлены в хромовые сапоги. На голове синяя бархатная тюбетейка. Видимо, чтобы показать себя культурным, надел, несмотря на жару, черный пиджак и поверх клетчатой рубашки завязал зеленый галстук.
Мусават Кари церемонно представил его:
— Талибджаном их зовут.
Интонация его была такой, будто он желал подчеркнуть: «Это и есть тот замечательный джигит, о котором я много раз вам говорил».
Арслан вопросительно посмотрел на посетителей:
— Чем обязан вашему визиту?
Те переглянулись. Потом Мусават Кари сказал:
— Освободилось место заведующего базой райпотребсоюза. Неплохо бы этого славного джигита назначить…
— Но вы не по адресу обратились, — перебил его Арслан. — Райисполком к этому не имеет отношения.
— Райисполком ко всему имеет отношение, — возразил Мусават Кари.
— Вы преувеличиваете, — засмеялся Арслан.
— Мы тоже с понятием, дорогой друг Арсланджан. Вы позвоните начальнику треста. Достаточно одного вашего звонка…
— Как же я могу рекомендовать человека, которого не знаю?
— Разве вам мало того, что я его прекрасно знаю? Приведу ли я к вам плохого человека? Э-э, племянник, надо опираться на народ, укреплять с нами связь. Вы в своих кабинетах, с утра до вечера дымя папиросами, устраиваете собрания, а я вот привожу к вам лучших сыновей нашего народа!
Арслан усмехнулся.
— Извините, не могу я этого сделать. Вы ведь сами не раз говорили: чтобы узнать человека, не один пуд соли надо с ним съесть.
Мусават Кари насупился.
— Жаль, дорогой Арсланджан. Я думал, из уважения к памяти отца… Талибджан хорошо знал вашего отца…
— Я дорожу памятью отца, потому и не могу этого сделать.
— Ну что ж! Спасибо и на этом. Пойдем, Талибджан. В нынешние времена люди перестали почитать родственников.
Сухо попрощавшись, Мусават Кари вышел из кабинета, увлекая за собой дружка-приятеля.
В конце месяца в горкоме партии состоялось заседание ответственных работников города. Во время перерыва Арслан вышел в фойе покурить и надеясь улучить удобный момент, чтобы подойти к Марату и узнать, как живет Барчин. Первое время Арслан звонил им по телефону, справлялся о здоровье, но Хамида-апа как-то намекнула, что Барчин будет гораздо спокойнее, если он не будет ей напоминать о себе.
К Арслану, широко улыбаясь, подошел начальник треста столовых и ресторанов. Они давно были знакомы, но при встречах обычно ограничивались приветствиями. А тут начальник панибратски обнял Арслана за плечи и повел к открытому окну. Принялся расспрашивать о здоровье домочадцев. Долг вежливости требовал и Арслану ответить тем же. Они стояли у окна и курили, стряхивая пепел за подоконник. Человек этот, высокий и плечистый, вызывал у Арслана симпатию. Он был остроумен, весело шутил.
— А знаете, дорогой Арслан Мирюсуфович, ваш родственник опытный работник, — как бы случайно вспомнив, заметил вдруг начальник треста.
— Какой родственник? — не сразу догадался Арслан, о ком идет речь.
— Талибджан… Недавно он пришел ко мне с вашим дядей. Представился, попросился на работу. «Как можно родственнику товарища Ульмасбаева отказать?» — сказал я ему.
Арслан, стараясь подавить в себе гнев, выбирал слова, как бы повежливее сказать начальнику треста, чтобы не обидеть ненароком, о том, что его попросту надули, что ни Талиб, ни Мусават Кари никакие ему не родственники. Но в этот момент всех пригласили на заседание, и они, поспешно загасив папиросы, направились в зал.