Однако все это почему-то не мешало ему относиться с недоверием к методу Шукура Каримовича. Почему? Это казалось Умиду странным, однако он пока не задавал домулле «лишних вопросов», старался в этом разобраться сам.
В голову приходили различные нелепые мысли. Умид спешил поскорее их отогнать. Но они, словно назойливые мухи, вились над ним, не давали покоя…
Впрочем, не только Умид замечал, что профессор Салимхан Абиди во всякой своей беседе о науке, как правило, упоминает лишь имена таких ученых, как Атабаев, Канаш, Румшевич, любит поговорить об их вкладе в селекцию, не забывая при этом подчеркнуть и свою роль. Однажды кто-то из сотрудников шутя заметил, что домулла в одном ряду с этими крупными учеными себя ставит четвертым…
И вдруг новое открытие! Ведь Шукур Каримович может сместить его на целую ступеньку ниже. А Салимхану Абиди вовсе не хочется очутиться где-то на запятках, дальше четвертого места. Умидом все больше овладевало подозрение, что именно это и мешает профессору признать открытие Шукура Каримовича. Однако, поскольку сам не был уверенным в этом, если в кулуарных разговорах кто-нибудь высказывал сомнение по поводу искренности профессора Абиди, Умид считал своим долгом вступиться за него, заверяя, что его научный руководитель может ошибаться, но ни в коем разе не способен лицемерить.
Из недавнего разговора с Салимханом-домуллой Умид уяснил для себя, что сейчас перед селекцией встал насущный вопрос, разрешение которого не терпит отлагательств, — это борьба против вилта! Это опасное заболевание хлопчатника известно во всех хлопкосеющих районах мира. В Средней Азии вилт распространился в последние годы. Интенсивное развитие возбудителей этой болезни в клетках растений нарушает нормальный рост и развитие хлопчатника, вянут, засыхают листья, опадают завязи и коробочки. Домулла сетовал, что, к сожалению, земледельцы до сей поры все еще не в полной мере осознали серьезность этой беды. И с вилтом якобы пока что не ведет активной борьбы не только институт селекции и семеноводства, но даже и институт защиты растений. Эту благородную миссию должны взять на себя селекционеры. Справедливы слова академика Атабаева о том, что не было бы на земле плохих растений, не будь плохих семян…
Умид с упоением внимал словам профессора. Теперь он имел основание предполагать, что не позже чем на будущий год домулла, может быть, порекомендует ему тему научной работы, которая будет касаться борьбы с вилтом. Умид об этом мечтал втайне и, когда работал в библиотеке, выполняя поручения профессора, выкраивал часок-другой, чтобы порыться в подшивках газет, просмотреть брошюры и научные трактаты ученых, выискивая все, что касается вилта, и делал для себя пометки. Домулла прав: из-за того, что наши земледельцы столкнулись с этой болезнью растений впервые, советские ученые почти ничего не упоминают о ней в своих работах. Тем интересней Умиду будет заняться этой проблемой…
Очень часто, сидя в одиночестве в своей тихой полутемной комнатенке, Умид смотрел в окно на плоские и серые крыши приземистых домов, слипшихся, будто соты; на печные трубы, из которых в эту пору еще не вился дымок, и ему, предавшемуся грезам, мнилось, что это вовсе не дворы соседей, а разбитый на секторы партер Театра имени Алишера Навои, заполненный народом. А трубы — вовсе не трубы, а красивые колонны по обеим сторонам зала. И он, Умид, находится не на балахане, а на высокой сцене. По обе стороны от него за длинным столом, накрытым красной бархатной скатертью, сидят видные ученые, деятели партии, писатели и именитые хлопкоробы. Все они по очереди подходят к трибуне и произносят речи, восславляя в них Умида, которому за научные изыскания в области борьбы с вилтом присуждена республиканская премия имени Бируни. Чествовать лауреата собралась в зале театра вся общественность города, люди съехались из отдаленных районов республики. Восхищенные взоры присутствующих обращены на него, на Умида. А он украдкой то и дело поглядывает на Хафизу, сидящую в ложе…
Неожиданный гром аплодисментов прервал размышления Умида. Придя в себя, он не сразу догадался, что это по их узкой улочке прогромыхала грузовая машина. Видение исчезло. Осталась только Хафиза. Весело улыбаясь, она смотрела на него со стены. И вдруг в ее взгляде ему почудилась насмешка, будто она проговорила с укором: «Эх вы, Умид-ака… Не рано ли об этом думать?» Умиду сделалось неловко от ее упрека. Он мысленно выругал себя за то, что понапрасну убил столько времени. Размечтался, как мальчишка!..