— Мне не нужно ваше одобрение, чтобы испытывать что-то к вашему брату, и мне также не нужно стоять на собственном крыльце и защищаться. Этот разговор окончен. Спасибо за кофе и приятного…
— Прошлой ночью Картер спал в своей машине. На другой стороне улицы, перед домом с желтой входной дверью.
Вздрогнув, я бросаю взгляд на дом напротив. Это очаровательное бунгало в двух шагах от моего, с зарослями звездчатого жасмина, вьющегося по решетке вокруг эркера напротив.
— Спал в своей машине?
Когда я оглядываюсь на Каллума, он кивает.
— Это он вам сказал?
— Нет.
— Тогда откуда вы знаете?
На его идеальных чертах появляется легкое раздражение, как будто я намеренно веду себя глупо. Или, может быть, его просто раздражает, что я ставлю под сомнение его авторитет.
— Я все знаю. Суть в том, что Картер собирается сделать это снова сегодня вечером и завтра вечером. И если вы обнаружите его и прогоните, он купит анонимно еще один потрепанный драндулет, чтобы переночевать в нем, или найдет другое местечко поблизости, где будет вечно изображать влюбленного эмо-вампира.
Я не понимаю, о чем, черт возьми, он говорит, но я точно знаю, что этот разговор действует мне на нервы, о существовании которых я даже не подозревала.
Энергично глотая еще кофе, я смотрю на Каллума поверх бумажного ободка стакана, обдумывая ситуацию.
Как будто я отнимаю у него слишком много драгоценного времени, этот придурок смотрит на часы.
Его гигантские, сверкающие, инкрустированные золотом и бриллиантами отвратительные часы, которые, скорее всего, стоят дороже, чем мой дом, и явно призваны напоминать своему владельцу о ничтожности простых людей каждый раз, когда он их видит, и вызывать у наблюдателя чувство благоговения в сочетании с отчаянием от того, что он никогда не сможет позволить себе такие экстраординарные часы.
Картер не носит часов.
Но я уверена, что если бы он их носил, то это было бы что-то такое, что кричало бы: «Посмотрите на меня – у меня есть яхта, но нет души».
С трудом сдерживая эмоции, я говорю: — Картер сделал свой выбор.
— Он совершил ошибку. Вам позволено злиться…
— В самом деле? Боже, спасибо вам. Я так рада, что вы даете мне право выражать свои чувства!
— Но он сделал это только для того, чтобы защитить вас. Это не то, чего он хочет на самом деле.
Я сердито смотрю на него.
— Знаете, Каллум, в последнее время у меня было немало нелепых разговоров, включая тот вчерашний фальшивый разговор с вашим отцом, который вы подслушали, но я могу честно сказать, что этот, блядь, самый лучший.
Я подхожу к нему ближе и тычу пальцем ему в грудь.
— У вас хватает наглости прийти сюда, в мой дом, человеку, которого я никогда не встречала и который, судя по всему, такой же безжалостный и жестокий, как и его отец, и пытаться читать мне нотации о моих отношениях с его братом…
— Это не нотация. Это просьба.
— Еще раз прервете меня на полуслове, и не проживете достаточно долго, чтобы попросить о чем-нибудь.
В глубине его темных глаз мелькает намек на веселье, но он не улыбается. Просто наклоняет голову в знак согласия, затем продолжает более мягким тоном.
— Не позволяйте Картеру оттолкнуть вас. Ему проще поверить, что вам лучше без него, чем в то, что он достоин вашей любви.
Каллум внимательно изучает мое лицо, затем мягко говорит: — Вы и так это знаете, не так ли?
У меня перехватывает горло, как будто кто-то схватил его и сильно сжал. Я отвожу взгляд, отпиваю еще кофе и вспоминаю боль, отразившуюся на лице Картера, когда он сказал мне, что не хочет детей, потому что считает себя слишком сломленным. Вспоминаю его голос, полный отвращения к самому себе.
И понимаю, что, хотя мое первое впечатление о Каллуме таково, что он, возможно, самодовольный богатый придурок, он также заботится о своем брате. Это, по крайней мере, достойно восхищения.
Весь мой гнев улетучился, оставив меня чувствовать себя еще более усталой, чем когда я проснулась.
— Я должна извиниться перед вами.
Каллум, кажется, удивлен этим.
— За что?
— За то, что я сказала о вашем приходе сюда. Тыкала пальцем вам в грудь. То, что вы и ваш отец были безжалостны. Это было грубо и неуместно. Мне жаль. Не то чтобы это было оправданием, но в последнее время в моей жизни все идет не так, как должно. Я думала, что хорошо справляюсь с хаосом, но… — я тяжело вздыхаю.
Он изучает мой профиль, пока я смотрю вдаль, пытаясь подобрать нужные слова.
— Если вы беспокоитесь о своем брате, не стоит.
Потрясенная, я смотрю на него в замешательстве.
— Простите?
— Уилл. С ним все будет в порядке. Мы занимаемся ситуацией в Сербии.