Вместо этого Картер ложится поудобнее, устраиваясь на мне так, что его мускулистые бедра прижимаются к моим с обеих сторон, а большая часть его тела придавливает меня к матрасу. Приподнявшись на локтях, он смотрит на меня сверху вниз с выражением крайнего удовлетворения на лице.
— Угадай, что я сделал сегодня днем?
— Помимо приобретения бульварного журнала и увольнения его редактора и фотографа? Хм. Давай посмотрим…что делает сумасшедший миллиардер в пятницу днем? Ты купил новостной канал?
— Нет, я купил здание.
Почему у него такой самодовольный вид, я не знаю.
— Коммерческое здание?
— Многоэтажный элитный кондоминиум.
Я вижу, что ему до смерти хочется, чтобы я расспросила его обо всем этом, поэтому я снова вздыхаю и уступаю.
— Ладно, я согласна. Зачем ты купил многоэтажный элитный кондоминиум?
— Чтобы у нас была возможность уединиться.
Я морщу лоб.
— Объясни.
— Ну, этот фотограф не смог бы сфотографировать нас крупным планом, если бы мы были в пентхаусе высотного здания, верно?
— Думаю, что нет, если только он не арендовал вертолет. Итак, ты решил переехать из дома в Санта-Монике в пентхаус?
— Да. Ну, нет, не совсем. Я переезжаю в другое здание.
— Я в замешательстве. Ваши офисы тоже будут там?
— Нет. Это только для меня. Я и ты, чтобы у нас было уединение.
Я пытаюсь осмыслить то, что он говорит, но он заставляет меня бегать по кругу.
— Это здание в стадии строительства?
— О нет. Оно полностью занято. Я даю всем шестьдесят дней на переезд.
— Ты выгоняешь людей из их домов? Это ужасно!
Его забавляет мое смятение, и он утыкается лицом мне в шею, чтобы заглушить смех. Я лежу, раздраженная, пока он не берет себя в руки.
— Я не выгоняю их, а выкупаю их квартиры. Мой адвокат по недвижимости разошлет всем индивидуальные предложения к концу следующей недели, а пока мое официальное предложение по недвижимости будет представлено совету ТСЖ в понедельник. По закону, нам нужно, чтобы по крайней мере восемьдесят процентов домовладельцев согласились на это, поэтому я убедился, что мое предложение было достаточно выгодным. Все эти люди заработают кучу денег.
Я смотрю на Картера с полным недоверием.
— Насколько велико это здание?
— Двадцать пять этажей с вертолетной площадкой наверху. — Он хмурится. — А что, по-твоему, мне следовало выбрать дом побольше?
— Картер, это… экстравагантно. И странно. Ты говоришь мне правду?
— Конечно, я говорю тебе правду. Ты просила меня об этом, помнишь?
Я беспомощно машу руками по сторонам от него.
— Но почему ты просто не купил пентхаус? Зачем тебе все это чертово здание?
Его ответ звучит как само собой разумеющееся.
— Да, я думал об этом. Но тогда нам пришлось бы беспокоиться о том, что другие жильцы увидят, как мы поднимаемся на лифтах, или что парковщики предупредят папарацци в любой момент, когда мы соберемся уходить, и все такое прочее. Просто мне показалось, что так проще решить все эти проблемы. Если мы стремимся к уединению, нам нужен свой собственный маленький двадцатипятиэтажный остров.
У меня не хватает слов. Я продолжаю прокручивать в голове это разговор, пытаясь понять смысл, но не могу.
Это нелепо.
Глядя на выражение моего лица, Картер говорит: — Я знаю, о чем ты думаешь.
— В самом деле? Пожалуйста, поделись. Потому что у меня такое чувство, что мой мозг взял отпуск.
— Я не жду, что ты переедешь ко мне. Знаю, ты любишь этот дом, и тебе нужна стабильность для Харлоу, и все такое прочее.
— Переехать к тебе? — Еле слышно повторяю я. Мне кажется, что я чувствую запах гари – это горят все синапсы в моем мозгу.
— Я сказал, что не жду, что ты переедешь ко мне. Имею в виду, если только ты сама этого не захочешь. Это было бы чертовски здорово. Но я подумал, что ты не захочешь, так что это всего лишь временная передышка.
— Временная передышка для чего?
— До тех пор, пока мы не поженимся. А потом ты сможешь выбрать, где мы будем жить.
Я смотрю на него с открытым ртом, и мне кажется, что комната кружится, как будто я выпила слишком много вина.
Картер снова начинает смеяться, на этот раз громче, кладет голову мне на плечо и пытается подавить смех, чтобы его не услышала моя спящая дочь в своей комнате дальше по коридору.
Я решительно говорю: — О, я понимаю. Это еще одна твоя маленькая шутка. Ха-ха, забавный человек. Какую песню мне спеть на твоих похоронах?
— Мне жаль. Я ничего не могу с собой поделать. У тебя такое замечательное лицо!
Я резко выдыхаю и закрываю глаза. Он целует меня в шею, зарываясь носом в мои волосы, и шепчет: — Итак, о моей семье.