Он одним шагом сокращает расстояние между нами и пристально смотрит мне в глаза. Его голос становится хриплым.
— Это определенно свидание. Хочешь знать почему?
Вопреки здравому смыслу, я соглашаюсь.
— Почему?
Картер протягивает руку и легко касается двумя пальцами вены, пульсирующей на моей шее. Его улыбка легкая и самодовольная.
— Потому что твое сердце бьется так же сильно, как и мое.
На долю секунды мне кажется, что он собирается поцеловать меня, и я словно наэлектризована. Но вместо этого он хватает меня за руку.
— Давай, пойдем есть. По дороге в ресторан ты можешь рассказать мне все о себе, и мы оба притворимся, что ты втайне не надеялась, что я тебя поцелую.
Я следую за ним к двери, беспокоясь, что даже мои небритые ноги не смогут остановить этот несущийся поезд.
Мне уже кажется, что я схожу с ума, а мы еще даже не заказали закуски.
Мы сидим друг напротив друга за маленьким столиком, накрытым белой скатертью и освещенным свечами. Воздух наполняют аромат жареного чеснока и звуки оперы Пуччини. Заведение крошечное, всего на полдюжины столиков, расположенных вдоль кирпичной стены напротив бара.
— Мне здесь нравится, — произносит Картер, оглядываясь по сторонам.
— Подожди, пока не попробуешь еду. Она превосходна.
Словно по зову, к нашему столику подходит официант в белом фартуке. Он приветствует нас, протягивает меню и рассказывает о фирменных блюдах, которые подают в ресторане.
Затем выжидающе смотрит на меня.
Я спрашиваю: — Картер, ты пьешь красное вино?
— Да.
— У Фабрицио в меню есть отличное Amarone. Не возражаешь, если я закажу бутылку?
Он выпрямляет спину, небрежно кладет руку на спинку стула и улыбается мне.
Я принимаю это как положительный ответ. После краткого обсуждения с Фабрицио, чтобы убедиться, что вино из списка действительно доступно, я делаю заказ и отправляю его восвояси. Когда снова обращаю свое внимание на Картера, он все еще улыбается, но теперь выглядит впечатленным.
— Что?
— Я никогда не встречал никого, кто говорил бы по-итальянски.
Я разворачиваю салфетку на коленях и стараюсь не выдать улыбку от восхищения в его тоне. Ник считал, что мое стремление самостоятельно выучить язык поражает. Не говоря уже о том, что это пустая трата времени.
— Миллион лет назад я ездила в Италию на медовый месяц. Подумала, что будет проще, если кто-нибудь из нас сможет общаться с местными жителями. Передвигаться и все такое.
— Правда?
Я киваю, вспоминая, как раздражался мой новый муж после десяти дней, в течение которых я переводила для него. Даже тогда, несмотря на то что это значительно облегчало поездку, он ненавидел, когда что-то было не под его контролем.
Удивительно, насколько красными кажутся эти флаги в ретроспективе.
Картер наклоняется вперед и опирается предплечьями о край стола. Он сцепляет руки и смотрит мне в глаза.
— Это больное место, твой бывший?
Пораженная его замечанием, я первым делом пытаюсь возразить. Но вместо этого набираю в грудь воздуха и говорю ему правду.
— Да, на самом деле. Это так.
Картер внимательно изучает мое лицо. Очевидно, что хочет расспросить меня о подробностях. То, что он этого не делает, как-то мило и приятно радует. Это также позволяет мне чувствовать себя достаточно комфортно, чтобы рассказать немного больше.
— В этом не было ничего драматичного. Он неплохой человек. Мы просто… отдалились друг от друга.
Потом Ник начал спать со своей ассистенткой, но к тому времени между нами уже все было кончено, и длилось это долгие годы.
Конец брака никогда не наступает в день окончательного развода или подачи документов. Это даже не значит, что любовь умирает, потому что любовь приходит и уходит, и ее всегда можно найти снова, если оба человека преданы своему делу.
Конец брака – это день, когда вы понимаете, что все, что говорит или делает ваш партнер, так или иначе, не имеет для вас никакого значения.
Поэтому, когда я обнаружила смс от Бриттани на телефоне Ника и застыла в полной растерянности, хотя должна была биться в истерике, я поняла, что пришло время позвонить адвокату.
— Как долго вы были женаты?
— Двадцать лет.
Оно висит между нами – число, которое ненамного меньше, чем все время, что Картер прожил.