Я понятия не имела, что моя мать говорит по-итальянски.
Ни разу в жизни она не упоминала об этом, даже когда я сказала ей, что учу язык перед моим свадебным путешествием во Флоренцию.
Сердце колотится, я дрожащим голосом говорю Нику: — Она говорит, отвали, или ее люди придут за тобой.
Он кривит губы.
— Твои люди? Кто, Кармелина? Американская ассоциация пенсионеров? Да пошла ты.
Мама ловко перекладывает нож в левую руку, подходит к нему и наотмашь бьет его по лицу. Невысокая седовласая старушка, в ортопедической обуви и бежевом кардигане, она бьет Ника по лицу с такой силой, что его голова откидывается назад.
Держась за щеку, он в шоке смотрит на нее.
Поджав губы и прищурив глаза, мама поднимает тесак.
Ник мгновение оценивает ее, без сомнения, гадая, не блефует ли она, затем решает, что рисковать не стоит.
Он разворачивается и выходит.
Когда его машина с ревом отъезжает от тротуара, моя мать опускает нож, поворачивается ко мне и спокойно улыбается.
— Я думаю, мне следует остаться здесь дольше, чем на две недели. Вам с Харлоу нужна защита.
30
СОФИЯ
Поскольку вечер испорчен, и никто не хочет рисковать тем, что Ник не вернется, Вэл и Эв увозят своих детей домой.
Моя мама забирает с кухни все ножи для разделки мяса, затем обходит дом, тщательно запирая двери и проверяя окна, задергивая шторы и опуская жалюзи. Она прячет ножи в пределах легкой досягаемости от всех «вероятных мест проникновения».
Когда я спрашиваю ее, что она делает, мама отвечает: — Любой, кто попытается проникнуть в этот дом без приглашения, выйдет оттуда истекающим кровью.
Моя жизнь превратилась в фильм «Джон Уик».
Потрясенная встречей с Ником и появлением этой новой и еще более странной гангстерской версии моей матери, притворяющейся слабоумной, я сижу за кухонным столом с Харлоу и пытаюсь разобраться в том, что происходит с моим бывшим.
Гнев. Угрозы. Нестабильность и ревность.
Это не тот человек, которого я знала полжизни.
— Милая, мне нужно, чтобы ты сказала мне, не замечала ли ты в последнее время за своим отцом чего-нибудь странного.
— Например, чего?
— Чего-нибудь похожего. Я не знаю, что с ним происходит, но его поведение с тех пор, как он узнал о Картере, было, мягко говоря, странным.
Когда дочь молча сидит, уставившись на свои руки, я начинаю паниковать.
— Он был агрессивен с тобой?
— Нет.
— Ты можешь сказать мне. Пожалуйста, будь честна, милая. Это важно.
Она поднимает глаза и качает головой.
— Я имею в виду, если ты спрашиваешь, бил ли он меня или что-то в этом роде, то нет, он этого не делал.
Я всматриваюсь в ее лицо в поисках каких-либо признаков того, что она что-то скрывает, но ничего не нахожу. Мне становится немного легче дышать.
— Он кричал на тебя? Оскорблял? Обзывал?
Она качает головой.
— Но…
— Но что? Скажи мне.
—Я случайно услышала, как он назвал Бритт бесполезной идиоткой. Она плакала. Они ссорились в своей комнате, стараясь не шуметь, но я слышала их даже с включенным телевизором.
— Когда это было?
— В Мексике.
— Ты знаешь, из-за чего произошла ссора?
— Нет. Я пошла спать. Утром они оба вели себя так, как будто ничего не произошло.
— Хорошо. Извини, что я должна спросить тебя об этом, но ты видела что-нибудь, что могло бы навести тебя на мысль, что твой отец причинил ей физическую боль? Синяки или что-нибудь в этом роде?
Харлоу выглядит обиженной, сгорбив плечи и прикусив губу.
Протягиваю руку через стол и беру его за руку.
— Я знаю, что ты любишь его, — говорю я мягко. — И я знаю, что ты не хочешь быть нелояльной. Я понимаю, что это тяжело, милая, но это действительно важно. Просто изложи мне факты, и позволь мне самой решать, что с ними делать.
— … Я не думаю, что он причиняет ей такую боль. Я не видела никаких синяков. Но она все время выглядит по-настоящему напуганной. Типа, действительно напуганной.
— Она доверяла тебе?
Дочь снова качает головой, на этот раз более решительно.
— Она всегда добра ко мне, но знает, что не нравится мне.
Я не буду спрашивать, почему. Я уже знаю ответ. Моя дочь молода, но она не глупа. Она знает, почему распался брак ее родителей.
У меня сердце разрывается от того, как сильно это на нее повлияло. А еще я чувствую вину за то, что не смогла сделать ее отца счастливым, чтобы у нее был стабильный дом.
Но мы все заплатили бы слишком высокую цену за то, чтобы притворяться счастливыми. Как бы больно это ни было, всегда лучше отпустить умирающую мечту, чем высасывать из себя все соки, пытаясь сохранить ее.