Но всё было прекрасно. Даже то, что случилось потом, не смогло полностью вытеснить это из моей памяти.
Это была незаконная встреча — мы с Шоном впервые уехали вместе, впервые спали вместе. Никто из нас толком не спал.
Всего сорок восемь часов отъезда из лагеря, как правило, способствуют сосредоточению ума. Мы втиснули столько чистого опыта друг друга, сколько смогли за это короткое время вместе.
" . . . Помнить? "
В один взрывной миг я вспомнила всё. Целый шквал ощущений: осязания, осязания, зрения, обоняния и вкуса. Я впитала Шона на клеточном уровне, всеми возможными способами. Я отдала ему всю себя, влилась в него. Я ничего не утаила.
Я думал, он сделал то же самое.
Шепот: «Я помню...»
Он лёгким шагом прошёл дальше в комнату, но вместо того, чтобы направиться к креслу у окна, сел на край кровати. Он поставил стаканы на матрас и, открутив крышку характерной треугольной бутылки своими длинными ловкими пальцами, щедро налил нам обоим.
Я взял предложенный им стакан, стараясь не допустить соприкосновения наших рук, и чокнулся краем с его стаканом.
« Слэйнте », — сказал я и позволил жидкой смелости стечь по моему горлу, осветить мои вены.
« На здоровье », — ответил Шон и сделал большой глоток.
Между нами повисла тишина, мы сидели на корточках и слегка дрожали, почти дрожали. Я потянулся, чтобы убрать SIG обратно под полотенце на тумбочке. Обернувшись, я увидел, что Шон не отрывает взгляда от шрама у основания моей шеи. Он снова нахмурился, так же, как нахмурился, когда Гейб Батист заставил его вспомнить их последнюю встречу. Я изо всех сил старался не поднять руку на исчезающую линию, чтобы прикрыть её от его взгляда.
Иногда я утверждал, что шрам был послеоперационным, но любой знающий человек мог понять, что он был после нападения. Не обязательно добавлять слова.
«Почти фатально», когда кто-то пытается перерезать тебе горло. Не тогда, когда кто-то уже делал это раньше и с нетерпением ждал возможности сделать это снова.
Этот шрам, исчезающая рваная линия длиной в четыре дюйма, служил постоянным видимым напоминанием о том, что люди были готовы со мной сделать, если бы я им это позволил.
И пробудил в памяти воспоминание о том, что я был готов сделать в ответ.
«Мне бы следовало знать, откуда ты это взял, правда?» — пробормотал Шон почти себе под нос. Он снова опустил нос в стакан. «Должен был бы знать… но не знаю».
«Тебя не было рядом, когда это случилось», — сказал я, — «если это поможет».
Он помолчал, словно размышляя. «Нет. Нет, не похоже. У меня такое чувство… чувство, что я… как-то тебя подвёл. Правда?» Он покачал головой, прежде чем я успела ответить. «В смысле, я должен был тебя поддержать, а я… не поддержал, так вот что случилось?»
Я слышал напряжение в его голосе, напряжённость. Для него это было важно, но я не позволял себе задумываться, почему и насколько.
«Нет», — тихо сказал я. «Это не то, что произошло. Тебя там не было, Шон.
Это была не твоя вина. Это не имело к тебе никакого отношения.
Мы снова молча выпили. Комната загудела. Я подумал, что это из-за виски. Я слишком устал, чтобы идти ужинать, так что, возможно, действие алкоголя усилилось и ускорилось из-за голодного желудка.
Или, возможно, это жужжание было просто у меня в голове.
«Это как-то связано с… Виком Мортоном? С тем, что вы мне рассказали…
О… о тебе и нём? Я тоже этого не помню. Ничего. Всё это просто одна большая пустота — какая-то серо-чёрная, как телевизор, который поймал пустой канал.
На мгновение меня охватило какое-то тепло. Признаться, что Шон чего-то не помнит, было гораздо лучше, чем отрицать, что это вообще когда-либо происходило.
Прогресс, своего рода.
Он пошевелился, оперся предплечьями на колени, держа в руках стакан, и вдруг завороженно наблюдал за тем, как виски кружится в нем.
«Как будто иногда картинка мерцает, и на секунду я вижу образ, который едва могу уловить, не говоря уже о том, чтобы понять, что он означает. Подсознательно, понимаете?»
«Знаю», — сказал я. Врачи объяснили нам, чего ожидать. Они объясняли всё сложными терминами, полными жаргона, который ничего не значил, как и обрывочные воспоминания Шона.
Я даже подавил свою гордость и призвал на помощь медицинский опыт моего отца, чтобы тот отбросил лишнюю терминологию и выдал мне суть дела.
Он вернулся с целой сумкой предположений. Может быть, Шон восстановит нейронные связи, связывающие его с его прошлым, а его прошлое – с моим. Может быть, он вспомнит полностью или хотя бы частично то, что у нас было.
Или, может быть, он вообще никогда не вспомнит о «нас».