Однако шеламка ничего путного ей не ответила — знай загребала ложкой овсяную кашу из горшка и, казалось, беспокоилась только о том, чтобы не зачерпнуть больше, чем Гнешка с Радкой.
На другой день все пошло и того хлеще. Отмывать пропахший гнилью замок пришлось одной Радке. Десси все утро просидела на завалинке, глядя куда-то в пустоту и сосредоточенно мочаля стебель ревеня, потом забралась в книжную клеть к Дудочнику и проболтала с ним еще полдня. Вечером она наведалась в гости к Карстену и Рейнхарду.
Княжата жили, как и полагается, в доме у деревенского старосты — мужика, как заметила Десси издали, весьма степенного и медлительного. И осторожного, поскольку сам он шеламку предпочел не заметить и выслал ей навстречу свою жену. У нее Десси между делом поинтересовалась, куда подевалась уцелевшая замковая дружина, и услышала в ответ: «А, забодай их… — быстрый взгляд через плечо, — …Солнце, разбежались кто куда. И то хорошо — шума и баловства меньше стало». Потом Десси провели в горницу.
Карстена шеламка попросила об одолжении: объехать завтра деревни домена, разыскать десятников и позвать их назад в замок. Для начала — просто потолковать.
Карстен возмутился:
— Мне к моим же людям на поклон идти?!
— Здесь приграничье, доменос, — отозвалась Десси. — Они за тебя потом умирать будут.
Карстен уже успел возненавидеть шеламкину манеру говорить голую правду, но взглянуть на собственное воинство и в самом деле стоило.
Подданные восприняли приезд Карстена как небольшой поход за данью, но отнеслись к этому весьма благосклонно — год уже ничего не собирали, пора и честь знать. В результате княжич вернулся домой с седельными сумками, полными всякой снеди: окорока, колбасы, связки грибов, соленая рыба. Кроме того, удалось разыскать без малого три десятка воинов из бывших пяти десятков, так что Карстен не без оснований собой гордился. Мильда умилилась, а потом со слезами на глазах поведала своему воспитаннику о новых выходках шеламки. Оказалось, та, едва Карстен уехал, стащила из замка всю медную утварь — светильники, посуду, украшения, унесла к кузнецу, и тот порубил все в крошево. После этого чумовая баба забралась в подвал, заперлась в винном погребе и до сей поры оттуда не показывалась. Карстен, ругаясь на чем свет стоит, побежал в замок — спасать семейное достояние.
Ведьма и в самом деле была в погребе, и от нее несло вином — хоть нос затыкай. Как раз сцеживала себе из бочки новый ковшик. Карстен почувствовал, что еще немного, и он сможет убить женщину.
— А, доменос, свет глаз моих! — приветствовала его ведьма. — Помочь пришел? Вот славно!
— Ты что еще придумала? — поинтересовался Карстен.
— Ты помоги, помоги, — ответствовала Десси. — Как следует помоги. Вон с того ряда бочек можешь начинать. А то даже это дело свалили на бедную одинокую женщину. Братец Карл у нас, понимаешь, не ест, не пьет, а братец Рейнхард разве что в вине понимает? Или вот что, доменос, скажи-ка мне, у вас тут какой-никакой подпорченной бочки нет? В смысле, чтоб вино прокисшее было. Ну для тещи там или для каких соседей…
— Ведьма!
Карстен наконец ухватил ее за локоть и хорошенько тряхнул. Самому понравилось.
Ведьма мотнула головой и неожиданно ткнулась Карстену в плечо.
— Глупый ты, — пробормотала она. — Глупый и молодой. Я ж для дела начала, а остановиться не смогла. Разве ж можно остановиться, когда темно и страшно? У меня и имя есть, между прочим. Выпей, доменос, может, добрее станешь. Выпей, право слово, я ж добра тебе хочу. Тебе ведь тоже тошно, я-то вижу.
— Что ты задумала?
— Выпей, тогда расскажу. А то мы друг друга понять не сможем.
Час спустя Карстен хохотал и хлопал ведьму по плечу.
— Хитра ты, сестрица Десси! — восклицал он. — Хитра, как шеламская лиса! Погоди, доберется до тебя Солнце! Оно, знаешь ли, таких темнил не любит.
— Доберется, — бормотала шеламка. — Ох, доберется, твоя правда. Я тут сосну чуток, пока можно еще.
И, свернувшись клубочком, пристроила голову у Карстена на коленях.
Следующие три дня Мильда со старшим княжичем не разговаривала.
И снова он лишь охотился, ел и спал. Только теперь у него было надежное, скрытое от всех убежище. Правда, из пещер никак не мог выветриться запах старого колдовства, но это его не тревожило.
И еще он все время помнил, что не один, что где-то его воины преданно исполняют его волю. И он мог, ни о чем не тревожась, дожидаться, когда его разум достаточно окрепнет, сумеет справиться со страхом и подскажет ему, как расквитаться с врагами…