– Те штуки… кнут, который был у него в шкафу. Вы знаете, что это такое?
– Это из видеоигры. Разная дребедень. – Женя махнула рукой. – Он подростком подсел на видеоигры. Они там с Валентином отрывались… из лука стреляли и копья метали, как викинги… Ну и это тоже, наверное. Кнутом пластиковые баклажки с водой сбивали с пня. Как дети… Но Романов говорил – разные бывают в жизни ситуации. Они же оба не забыли с Феликсом ту школу… Так вот он говорил – надо быть готовым. И даже если нет оружия, надо учиться использовать что-то еще. Они и на палках сражались, – как Робин Гуд… Да мало ли…
Катя внимательно ее слушала. Хотела было кое-что уточнить, но в этот момент приехал Валентин Романов.
Без сомнения, Женя его вызвала. В этом хаосе разве они могли уследить, кому она звонила?
Романов был бледен. Он пытался казаться спокойным, но это ему не удавалось. Хохловская бросилась к нему. Он ее обнял. Она зашептала ему – пересказывала события утра. Они сели поодаль. Потом Романов встал. Повернулся к ним с Мещерским лицом. Кате казалось, он что-то хочет им сказать. Но в этот момент в коридор у реанимации высыпали медсестры. Они сразу же узнали Романова. И дежурный врач выглянул. И тоже, конечно, его узнал.
А потом из реанимации вышел Владимир Миронов – в одной футболке, с забинтованной рукой. Он был тоже бледен и слаб после своего донорства. Но, увидев Романова, выпрямился.
– Феликс жив. Его жизни ничего не угрожает.
– Ой. – Хохловская села на стул. – Ой… спасибо вам… если бы не вы все…
– Феликс признался в убийствах. – Миронов глядел на Романова. – У меня его официальное признание.
Кате показалось, что в коридоре сейчас гром грянет. Но нет – тишина. Гробовая.
– Этого не может быть, – сказал Романов.
– Но это так. Я хочу спросить вас: у Феликса есть машина?
– Нет. У него мотоцикл.
– А у вас, конечно, есть машина?
– Да.
– Марка, цвет?
– «БМВ». Черный.
– И Феликсу вы разрешали пользоваться ею?
– Он нечасто ею пользовался.
– А у вас какая машина, Женя? – Миронов обернулся к Хохловской.
– «Шкода»… черная… Но она в гараже. Я редко вожу. Боюсь водить по Москве.
– Феликс имел к ней доступ?
Женя молчала. Глянула на Романова, словно ища у него поддержки.
– Я сам с ним поговорю. Сейчас. – Романов ринулся к дверям реанимации.
Но Миронов преградил ему путь.
– Нет.
– Я хочу его увидеть!
– Это невозможно.
– Я должен его увидеть!
– Он подозреваемый по делу о трех убийствах и покушении в совершении четвертого. Здесь, у реанимации я выставляю круглосуточный полицейский пост. Никто не будет иметь доступ к нему, кроме медперсонала.
И точно – загромыхали шаги по коридору. Приехали патрульные в бронежилетах и оперативники. Пост у реанимации встал на дежурство.
– Это какая-то чудовищная ошибка, – сказал Валентин Романов. – Он… Феликс… мой мальчик… он бы никогда…
Катя в первый раз в жизни видела, как в реальности, не в кино, а в нашем больном несчастном мире отчаяние и мрак спускаются с небес и окутывают… побеждают, повергают в прах даже героев… тех, кто без страха и упрека… тех, которые не ради славы и богатств… – Феликсу, когда его подлечат, потребуется адвокат, – объявил Миронов. – Вы уж займитесь этим, Валентин Всеволодович. Его из больницы переведут в тюрьму. И это надолго.