– Славный денек, – подвел итог Бенни. – Я впечатлен. А ты что такой кислый, детка?
– С ног валюсь.
– Тебе надо выпить. – Бенни отстегнул от пояса с патронташем фляжку, что уравновешивала его «уэбли-скотт», и протянул Мещерскому.
Тот глотнул бренди. По телу заструилось живительное тепло. Он глотнул еще. И передал фляжку Бенни. Тот тоже прилично глотнул.
– Не все нам здесь разрушать, как упрекаешь нас ты и этот твой док Унковский, – изрек Бенни философски. – Видишь, есть и светлая сторона в насильственном насаждении цивилизации среди дикости и варварства. Прививки от оспы, дети не будут умирать в болячках. Какие-то жертвы стоит принести ради этого. Всем.
– Я слышал твой разговор с Сибруком, – усмехнулся Мещерский, чувствуя, что бренди ударяет ему в усталые, похожие сейчас на студень мозги. – Что и ты жертвовать готов. Мол, если нам с тобой понравится одна девушка, ты ее мне уступишь и спляшешь на моей свадьбе. Это так мило с твоей стороны.
– Спляшу. Только у нас в лесу в лагере нет девушек, – усмехнулся Бенни.
– Ну, где-то они есть. На другие места, что, твои намерения не распространяются?
– В Кейптауне. Девочки в Кейптауне. Я там родился, детка. Закончим с вырубками и махнем туда, а?
– Легко, – Мещерский поманил пальцами, – фляжечку мне опять передайте, pleeeeease…
Снова основательно глотнули бренди.
– А ты что, хочешь жениться, детка?
– Нет. А ты?
– Я… – Бенни выпрямился на своем стуле. Рубашка на его широкой груди была снова расстегнута, и виднелась татуировка в честь битвы при Махива, которую Сергей Мещерский все так жаждал рассмотреть вблизи. – Я все смотрю на одну фотографию.
– Какую?
– В нашей палатке. У тебя очень красивая мать.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Хочу сказать, что твоя мать – красавица. В такую женщину можно влюбиться без памяти. Бросить все к ее ногам. Сгореть.
– Моей матери сорок шесть лет, Бенни.
– А мне тридцать три. И мне всегда нравились женщины старше.
– Ты пьян.
– Возможно. Поэтому предельно откровенен с тобой, детка. Твоя мать… если бы мы с ней встретились, я бы сделал ей предложение на второй день знакомства.
– Еще чего.
– И не принял бы отказа.
– Ты напился!
– Не принял бы отказа. Завоевал бы ее, как завоевывают царство.
– Пошел к черту!
– Женился бы на ней.
– Это невозможно.
– Почему?
– Потому что это невозможно, Бенни.
– Ну, почему? Потому что я бастард? Незаконнорожденный из Кейптауна?
Мещерский глянул на друга. Если минуту назад ему еще казалось, что Бенни Фитцрой шутит. Ведь порой неясно, когда он шутит, когда серьезен, где чувства, а где черный британский юмор, – то сейчас… сейчас он был уверен, что Бенни не шутит с ним.
– Это совершенно ни при чем. Черт, я не это вовсе имел в виду.
– А что ты имел в виду?
– Просто это невозможно – и все.
– Почему?
– Потому что я… я этого тебе не позволю. Я этого не хочу. – Мещерский ощутил, как пылает его лицо, как румянец… чертов румянец…
– А что ты сделаешь? Вызовешь меня на дуэль? Это так по-русски, да? Стреляться с пяти шагов?
– Я… Бенни, я…
ВЫСТРЕЛ!
Он прогремел как гром. С крон деревьев, вереща и ухая, сорвались попугаи и птицы-носороги.
Мещерскому показалось, что Бенни Фитцрой выстрелил ему прямо в лицо.
И на долю секунды он решил, что убит. Что его больше нет.
А потом понял, что он жив. Только словно оглох и ослеп…
Но нет…
Что-то шлепнулось на землю прямо к его ногам.
Мещерский вскочил на ноги.
Бенни Фитцрой сидел перед ним со своим револьвером в руке. Поднес дуло к губам. Как все произошло – как он его выхватил из кобуры, Мещерский даже не увидел… как молния…
У ног Мещерского на земле валялась толстая, пестрая, коричнево-желтая змея. Змеища с расплющенной выстрелом треугольной башкой.
– Кассава, – сказал Бенни и указал дулом на куст, усеянный белыми благоуханными цветами. – Вон на той ветке.
Мещерский глянул на ветку. Она все еще качалась. Почти у самой его шеи, там, где он сидел на раскладном стуле.
– Кассава, – прошептал он ошалело.
Одна из самых ядовитых змей леса. Коричневая гадюка. Смерть…
– И снова надо выпить. – Бенни Фитцрой как ни в чем не бывало сунул свой «уэбли-скотт» назад в кобуру и протянул Мещерскому фляжку.
– Ты меня спас, Бенни.