– Вы не посмеете. Я ничего не сделала. Разве это повод убивать?
– Поводы разные бывают. А тут такая карьера. И потом выставка теперь целиком ваша. Все эти вещи, делайте с ними что хотите. – Миронов обвел рукой витрины. – Двойственные штучки, да? Вы же сами нам в прошлый раз сказали. Не просто скульптуры, но и разная там колдовская хрень…
– О чем вы говорите?
– Так, размышляю. Про джу-джу тут слышу с разных сторон. И такое, что волосы дыбом.
Серафима выпрямилась. Усмехнулась. Помолчала секунду, а потом сказала:
– Не стройте из себя идиота. Это просто смешно.
– А нам вот не очень смешно, – ответил Миронов. – Ну ладно, это пока оставим за кадром. Джу-джу культ… Насчет домработницы, вы могли бы ее узнать?
– Не знаю. Я ее видела всего пару минут. Когда она скандалила.
– Опишите ее.
– Такая средних лет, темноволосая. Откуда-то из Средней Азии. Ну, обычная женщина. Рабочий класс. Только рассерженный рабочий класс.
– А как понимать ее слова по поводу развратниц?
– Не знаю. В сердцах, наверное, это крикнула.
– Мы вас спрашивали в прошлый раз – вы уклонились от ответа. У Афии были мужчины?
– Ну, она же не монашка.
– Вы с кем-то ее видели? Кто это был? Кто-то из музея?
– Это был один ее соплеменник из Ганы. Очень импозантный. Я их видела в кафе вместе. Но это было летом.
– Крупный такой, высокий. Как Ахилл из «Илиады»? – спросила Катя быстро.
– Если таков Ахилл, каков же был Гектор? – усмехнулась Серафима. – Ну да, что-то в этом роде. Хотя, возможно, это и не роман был, а чисто деловые отношения. Они же все-таки земляки, пусть и наполовину. Но она об этом не распространялась. И не зацикливалась особо, потому что были и другие.
– Другие? Кто?
– Она же не зря так пылко и активно сотрудничала с фондом Романова, – усмехнулась Серафима тонко. – Когда женщина так увлечена работой, что просто горит как свечка, возникает вопрос: а только ли работой она увлечена или у нее какой-то другой, более личный интерес?
– Вы говорите о Валентине Романове? – прямо спросил Миронов, отбрасывая все церемонии.
– Феликс тоже очень красивый мальчик, – снова усмехнулась Серафима и повернулась к ним спиной, направляясь к рабочим, распахнувшим двери и с шумом и грохотом внесшим в зал крепежные рамы и фурнитуру для монтажа новой витрины. – Хохловская сегодня здесь у нас опять сидит во флигеле, где старые диорамы. Надеется там откопать шедевры конструктивизма среди хлама, что хранится в запасниках. Пойдите, поспрашивайте ее об Афие в этом ключе. Интересно, что она вам скажет?
Глава 21
Castlevania
– Если Серафима нам правду сказала, то она просила Афию о жертве. Пожертвовать карьерой, договориться. Но еще раньше куратор Меер намекала нам на то, что в этой подковерной музейной битве Серафима Афие проиграла. В музее хотели видеть в числе руководства Афию. Серафима, возможно, воспользовалась связями в Министерстве культуры. Но это все равно долгая интрига. Если бы музей выступил против и Афия открыто начала оспаривать назначение, то вряд ли бы у Серафимы что-то получилось. – Сергей Мещерский словно размышлял вслух, когда они снова шли через музейный двор, направляясь к флигелю диорам. – То есть даже сейчас очевидно – приносить какие-то жертвы Афия явно не собиралась. И она умерла.
Они с Мироновым отстали – Миронов начал дотошно расспрашивать Мещерского о джу-джу. Катя обогнала их и открыла дверь флигеля. Длинный коридор. Она на миг замешкалась. Что же это, она после той ночи в морге стала еще и коридоров бояться? В коридор выходили белые двустворчатые двери. Никого из музейщиков не было видно. Стояла тишина. И в этой тишине звучали негромкие голоса.
Катя подошла к дальней двери. Та была приоткрыта. Она заглянула и увидела большой зал со старыми стенными шкафами, стеллажами, где хранились пыльные папки, пожелтевшие рулоны картона, стояли раскрашенные фанерные щиты возле стен, громоздились ящики, полные стружки. Среди всего этого хаоса приткнулся стол, за которым сидела Евгения Хохловская – ее было едва видно из-за горы громоздких чертежных папок. Рядом стоял Феликс – на этот раз без своего байкерского прикида, одетый в рваные джинсы, серую футболку и кожаную потертую косуху.
– Жень, послушай меня. Оставь его в покое.
Катя, хотевшая было постучать и войти к ним, замерла возле двери.
– Не твое дело.
– Не будет этого никогда. Того, что ты хочешь.
– Отвали.
– Это все ни к чему. Ты только измучаешься. Сломаешься. Он ведь на тебе все равно никогда не женится.