На исходе десятого дня Лида, открывая утром квартиру, застала Марка в коридоре. Казалось, затворничество его закончилось, домработница кинулась было хлопотать об обеде, но хозяин попросил ее не беспокоиться.
- Я уже попил воды, - тихо произнес он, - и мне нужна ваша помощь.
Домработница кивнула.
- Во-первых, вы должны купить несколько пачек бумаги и, во-вторых, сию же секунду ответить мне, куда умудрились запихнуть коробку, в которой доставили Ундервуд.
- Дико извиняюсь, - вытаращила глаза Лида, - но никакой ун чего-то там я не знаю.
- Машинка, - зарычал на нее Марк, - это моя пишущая машинка! Коробка от нее где?
- Понятия не имею. Вы же сами меня к себе не пускаете. А тут ее не было. Честное слово даю.
Марк опустился на пол и сдавил голову руками. Пачка бумаги, которую кто-то вложил в посылку, вчера закончилась, и Ундервуд так и не приняла ни одного нового листа. До сдачи рукописи Владимиру Федоровичу оставалось несколько дней, и по расчетам, если бы коробка нашлась, а с ней и адрес отправителя, Марк успевал скататься туда и сразу обратно, затем выпросить у заказчика лишние три-четыре дня и разделаться с этой чертовой книгой, которая выпила у него столько жизненных сил.
- Хорошо, Лида, мы сделаем так: вы идете за бумагой, я ищу коробку.
- Какая марка нужна?
- Любая. Берите все. И чем больше, тем лучше. Ну давайте же, - подскочил Марк, увидев, что домработница не понимает всю важность происходящего, - быстрее! - И он вытолкал ее за дверь.
Следующие полдня Лида, сняв деньги с собственной банковской карточки, бегала по городу и покупала писчую бумагу, расфасованную в разноцветные пачки, а Марк в это время ползал на корточках по разгромленному кабинету и всматривался в каждый найденный на полу листок. В прозрачном файле коробки, которую он все-таки откопал, ничего не оказалось.
К вечеру, когда домработница притащила в тележке двадцать свежих пачек, а Марк выяснил, что буквы ДНЛ, про которые говорила консьержка, соответствуют тому, что написано на чудом уцелевшей квитанции, им было принято единственно возможное в этой ситуации решение: добраться туда, откуда прибыла посылка.
Заняв деньги у Лиды, утром следующего дня писатель Штейн вылетел в город, о котором прежде ничего не слышал.
18
Покинув такси в самом центре у знака «кирпич» и сверившись с планом, набросанным еще в московском аэропорте, Марк нырнул в лабиринт узких улочек Валенсии. И вроде бы магазин, из которого прислали Ундервуд, должен был находиться тут же, в пяти шагах от центрального рынка, а нет, в реальности все оказалось иначе.
Штейн кружил по одним и тем же переулкам, бесконечно открывал-закрывал и невесомые стеклянные двери, зазывающие случайных туристов, и тяжелые, и скрипучие, рассчитанные на тех, кто приехал нарочно, да с омерзением пробирался сквозь завесы из разноцветных веревочных штор в тесные комнатушки, пропитанные пряностями и старьем.
В крошечной темной лавке на Калле Колон за столом спала огромная темнокожая женщина с тюрбаном на голове («Джульетта», - усмехнулся Марк), а в магазине за углом подростки в растянутых джинсах и толстовках перекидывались старинными журналами и комиксами.
Внезапно заморосил дождь, Марк нырнул под полосатый тканый козырек одного из магазинов, толкнул плечом тяжелую дверь и не без труда протиснулся в небольшое и очень темное помещение. В полной тишине антикварной лавки громко звякнул колокольчик, и у Штейна защемило в груди. Писатель снял со спины рюкзак, бросил его на пол и опустился в глубокое старинное кресло, которое стояло тут же, у самого входа, осмотрелся.
Здесь было довольно неуютно: слишком много разномастной и старой мебели, которая стояла так плотно, что между ее отдельными предметами не просочился бы и ребенок, а на голову грозилась упасть непонятная кривая люстра, болтающаяся на истертой веревке в центре потолка.
«Постойте-ка, - приподнялся в кресле Марк, - и тут эти перья?» И в этот момент из-за шелковой ширмы, которую он разглядывал, появился скрюченный старик.
- Сеньор, - слегка наклонил он голову в знак приветствия, - чем могу быть полезен? Лавка еще не открыта.
- Я сюда попал? - писатель протянул ему бумажку с адресом.
- Да, - кивнул старик.
- О господи, я вас нашел! - кинулся к нему Марк. - Мне нужна бумага, писчая бумага. Пачка. Хотя нет, я возьму все! Сколько ее у вас?
- Не понимаю, о чем вы, - пожал плечами лавочник.
- Послушайте, - приблизился к нему Марк, - вы помните одного человека?
Казалось, старик стал чуть ниже и тоньше, а халат повис на нем большими тяжелыми складками.
- Тут бывает много людей.
- Человек. Русский. Вы ему продали пишущую машинку. Помните? Чудесную, - поперхнулся Марк, и в груди опять что-то кольнуло, - просто замечательную Ундервуд. А с ней - бумагу. Целую пачку. Так вот, мне нужна еще одна.