— Что вы!
В Славкиной голове вертелась одна только мысль — он снова станет «синим»! А что там будет с его песней — совершенно не важно.
— Хорошо! — кивнул Егор Петрович, прикуривая новую папиросу. — Но это ведь не единственная твоя песня, правда?
— Не единственная, — эхом повторил Славка. — А откуда вы…
— Слава! Ну что значит, откуда? Я про тебя всё знаю! Ты думаешь, как я узнал о твоём авторстве? Система. Она всё помнит. А я же не мог позволить своей дочери привести на усадьбу человека, пусть и в качестве крепса, о котором мне ничего не известно? Вот я и проверил. И скажу… Я очень рад, что сделал это. Мои спецы обнаружили в твоей электронной почте письмо, адресованное одной особе.
Славка догадался, о каком письме идёт речь. Думал, вот сейчас память отразит давно ушедшее переживание, вернёт его, ударит больно. Но ничего не произошло — слишком много времени прошло с тех пор и слишком оглушителен был звучащий в нём голос: «Я стану синим!»
— Сейчас эта особа является супругой нашего звёздного плагиатора, — продолжал Егор Петрович. — Как только я узнал, что песня краденая, Слава, я сразу понял, что ты мне нужен. Мы нужны друг другу. Ты поможешь мне. А я помогу тебе.
Дым от недокуренной Славкиной папиросы, медленно клубясь и вспыхивая в солнечных лучах, растекался по кабинету.
— И про твои успехи в школьном хоре, кстати, я тоже узнал. И даже с твоим художественным руководителем Ксенией Игоревной мои люди пообщались. Помнишь Ксению Игоревну?
— Конечно, Ваша Светлость!
— Она, знаешь ли, вопреки моим ожиданиям, тебя не стала «топить». Мол, о «белых» либо плохо, либо ещё хуже. Нет. Хорошо отзывалась. Помнит. Сказала, у тебя абсолютный музыкальный слух. Я думаю даже её в нашу команду взять. Но без тебя эта команда не сработает. А надо, надо, Слава, чтобы она сработала!
— Что делать?! Я всё сделаю! Я для вас!..
— Ты для себя делай. Обо мне не беспокойся.
— Что? Что надо?
— Прими моё предложение.
— Так я уже! Ваша Светлость, Егор Петрович! Я уже принял! Я любое ваше предложение приму! Вы… Вы только скажите!
— А ты послушай, я и скажу, — мягко перебил Славку свет Стахнов. — Я же не закончил ещё.
— Слушаю, Ваша Светлость!
Всё вокруг плыло. Качалась комната, качалась улыбка Егора Петровича, жизнь Славкина качалась как на огромных качелях. И теперь эти качели рвались всё выше и выше. Так высоко, что кружилась голова.
Папа, я лечу!
— Я могу сделать тебя «синим». Поселить у себя на усадьбе под присмотром, как, например, живёт сейчас хорошо тебе знакомый Аркаша. И доить помалу твой талант поэта и музыканта. Могу, но не хочу этого делать. Я не хочу делать тебя «синим».
И вот качели рванулись вниз. Славка почувствовал, как отхлынула кровь от лица, а к горлу подкатила мерзкая тошнота. Пальцы на руках стали холодными, влажными и чужими.
— Я предлагаю тебе… стать «светлым».
В голове застучали тяжёлые молоты; плющили все звуки, попавшие на наковальню истерзанного Славкиного сознания. Бум-бум. Что-то сказал человек, сидящий напротив него — тонкие губы шевелились под такими же тонкими усиками. Бум-бум. Молоты расплющили все сказанное, оставили после себя только протяжный незатихающий звон потрясения.
— Что?..
— «Светлым», — спокойно повторил Егор Петрович. — Ты сам будешь исполнять свои песни. Вместо Ермака. Понимаешь меня? Ты. Будешь. Вместо. Ермака.
Последние слова он отщёлкал как хлыстом — чётко, звонко, оглушительно.
— Такой шанс выпадает не на миллион и не на десять миллионов, а на все семьдесят четыре. Что скажешь?
— Я… Но… Я… Ведь…
А что ему было сказать?
Нечего. Он пытался, но мыслей в голове не осталось, только скользкие обрывки, как изодранные клочки газеты, брошенные в грязную лужу. Поэтому Славка лишь невнятно что-то мычал, хлопал глазами и нервно чесался.
А Егор Петрович продолжал говорить:
— Я бизнесмен, Слава. Ты — продукт, который будет очень хорошо продаваться. Не только твои песни, но сам ты. И потом, согласись, месть будет гораздо слаще и полновесней, если ты сменишь Ермака на Олимпе? Добрым меня, конечно, трудно назвать. Но так сложились обстоятельства, что я могу воплотиться для тебя в роли доброй феи. Если ты согласишься примерить платье Золушки, разумеется.