Он резко бросил машину к обочине.
Пока он не добрался до моста, ещё не поставлена страшная точка. Пока он своими глазами не увидел… Но что? Что он может там увидеть? Её машину? Бурцев сказал, машину ещё не достали и она пуста. Нет! Пока он не увидит её тела, он не поверит в её смерть. Зачем тогда ему ехать туда?
Он закрыл глаза.
И снова она была рядом с ним. Её лицо, её улыбка. Она что-то говорила ему, что-то ласково-успокаивающее. Он замер, вслушиваясь, но не расслышал ни слова. И всё же стало спокойнее, давящий ужас отступил, и он разрыдался, припав головой к рулю.
На улице заморосило. Мелкие капли в несколько секунд задрапировали лобовое стекло крохотными точками. Деревья, дома и редкие проезжающие машины лишились своей основательности и потекли на неподвижные дворники. И только её улыбку начавшийся дождь растворить был не в силах, её улыбка не принадлежала этому в одночасье осиротевшему миру.
Она редко пользовалась своей машиной, предпочитая ездить с ним. Сидела рядом, тараторила без умолку обо всём на свете и много курила.
Это пристрастие, по мнению Сомова, было её единственным маленьким недостатком. Сам он не курил и не жаловал курящих. Всё время, что они были вместе, он не оставлял попыток убедить её отказаться от сигарет.
Он открыл бардачок и достал серую сигаретную пачку с золотым двуглавым орлом. Ту самую, которую она положила туда шесть месяцев назад, сказав, что больше не притронется к сигаретам никогда. Но потом всё-таки дала себе шанс и поправилась: «По крайней мере, пока наш ребёнок не закончит школу».
Пачка оказалась едва початой. Белые донца фильтров плотно прижаты друг к другу, как капсюли в неотстрелянной обойме. Почему он так и не выкинул её?
Сомов подцепил сигарету, вытащил, несколько раз сдавил, разминая хрусткий уже рассохшийся табак. Нашёл в бардачке зажигалку (ЕЁ зажигалку) и прикурил. Закашлялся, но упорно, сквозь кашель, продолжал втягивать в себя горький саднящий горло дым. После нескольких затяжек голова закружилась, сознание стало зыбким, тело обмякло, руки бессильно соскользнули с руля на колени. А он всё продолжал заполнять протестующие лёгкие дымом, не вынимая сигареты из губ, не обращая внимания ни на осыпавшийся на колени пепел, ни на текущие по щекам слёзы.
И всё исчезло: город, мысли, эмоции. Осталось только ощущение бесконечного падения. Поначалу успокаивающее и плавное, оно вдруг стало стремительным и неуправляемым. Оно стало ЕЁ падением с моста. Сквозь серое забрызганное лобовое стекло он вдруг ясно увидел несущуюся на него чёрную поверхность Невы, и новая волна панического ужаса накрыла его с головой.
Он с трудом распахнул дверь и его тут же вырвало.
Участок моста был ограждён дрожащей на ветру оранжевой лентой. Далеко внизу кипело мутное варево Петровского фарватера. Над небольшим серым корабликом, приплясывающим на волнах у пилонов, парила пара чаек. Ярко-жёлтый фронтальный погрузчик стоял посреди проезжей части, как забытая кем-то в песочнице игрушка.
— Водолазная бригада уже здесь. Вон их «эрвэкашка» болтается. Ищут. Но передали, течение сильное…
Слова поручика Ахмерова едва доходили до сознания.
Ищут.
Он понимал, что означает это слово. Но в то же время отказывался применять его к своей Насте. Застывшим взглядом смотрел на пролом барьерного ограждения. Секция балки отошла в сторону и зависла над бездной шлагбаумом в никуда. Если бы всё произошло на пару десятков метров раньше, то губительное падение задержали бы мощные плети мостовых вант.
— Как?.. — вопрос застрял в горле комом. — Как всё случилось?
— Предварительно, водитель превысил скорость, не справился с управлением и врезался в ограждение. Конструкция не выдержала удара, стойки вырвало и…
— Почему?! — почти прокричал в лицо опешившему коллеге Сомов.
— Что?
— Почему конструкция не выдержала?!
— Не знаю, — растерялся Ахмеров.
— На мостовых сооружениях устанавливают ограждения с самым высоким уровнем удерживающих способностей! Почему не выдержала?! Как она могла не выдержать?
— Не знаю, — эхом повторил Ахмеров. — Им уже лет-то сколько? Да и демонтировали часть ограждений уже.
— Свидетелей установили?
— Так нет свидетелей. Весь участок уже вторую неделю как перекрыт на реконструкцию. Там на въезде знаков понатыкано, заграждения в три ряда… Видел же, когда сюда ехал? И как Анастасия Игоревна сюда вообще попала?..
— А рабочие?
— Все рабочие сейчас на мосту через Корабельный. Здесь никого не было…
— А камеры?
— Что камеры?