Все слова генерала о коллективной поддержке оказались лишь ширмой, неловко прикрывающей возникшую служебную необходимость.
— Разрешите вопрос? — глядя сквозь генерала, спросил Сомов.
— Разрешаю.
— Что с расследованием так называемого ДТП, в котором якобы погибла моя жена?
— Не понял тебя! Что за «так называемого», «якобы»? Ты на что намекаешь? Поясни!
Но вспыхнувшая в глазах Бурцева растерянность и… страх? (неужели это был страх?) говорили о том, что он всё прекрасно понял.
— С аварией что-то нечисто, — перешёл в наступление Сомов. — И вы об этом, думаю, знаете.
Колпачок ручки с тихим хрустом сломался в пальцах генерала. Бурцев с удивлением посмотрел на него, поднёс к глазам и начал изучать с такой сосредоточенной внимательностью, будто ничего важнее сейчас для него не существовало.
Сомов ждал ответа. И чем дольше длилось молчание генерала, тем крепче он уверялся в том, что не ошибся — Бурцеву что-то известно.
— Вопросы по тому ДТП действительно есть, — не отрывая взгляда от колпачка, проговорил Бурцев и только потом посмотрел на Сомова. — Но я пока не могу сказать тебе ничего определённого. Расследование ведётся. Это всё.
— Почему не можете?
— Не хочу тебя напрасно обнадёживать. И к тому же…
— Обнадёживать?! То есть надежда есть?!
Бурцев раздражённо отшвырнул сломанный колпачок в сторону.
— Я всё тебе уже сказал! И скажу ещё! Я возьму это дело под свой личный контроль. Обещаю! И обо всём, что мне будет известно, я буду тебе сообщать. Так тебя устраивает?
— Никак нет, господин генерал!
— Да что ж такое?! Что тебе не так?!
— Я намерен участвовать в расследовании. Если не официально, то в частном порядке.
Теперь в глазах генерала вспыхнула уже неприкрытая ярость.
— Никаких частных порядков! — отчеканил он. — Не наигрался ещё в сыщика?! Забыл, чем это для тебя в прошлый раз закончилось? И потом, происшествие на мосту пока рассматривается как ДТП — это не наша епархия. К тому же ты лично заинтересованное лицо и попросту не имеешь права участвовать в расследовании, даже если его переквалифицируют. Так что не вздумай! Или вылетишь из органов! Это моё последнее слово!..
Дряблые щёки Бурцева пошли неровными алыми пятнами, лысина взмокла. Он вновь порывисто выхватил из рукава платок и, шумно сопя, начал обтирать затылок и шею.
— Послушай меня, Саш, — голос его снова потеплел. — У тебя появился прекрасный шанс реабилитироваться. И Настя этого хотела. Сам же знаешь, как бы она обрадовалась, узнав, что ты снова в деле! А?! Ну а я, как уже сказал, буду тебя информировать обо всём, что касается расследования по Насте. Не как начальник, как друг семьи, по-человечески прошу тебя — не губи свою карьеру. Ты и так на волоске…
Друг семьи. Сомов невесело усмехнулся про себя. Но Бурцев был прав — официально подступиться к расследованию не было никаких шансов. А неофициально ему не дадут и пальцем пошевелить. Оставалось ждать. Но ждать в полном бездействии невыносимо. Лучше уж погрузиться в работу, а там видно будет. Он что-нибудь придумает.
— Я готов.
— Вот и отлично! — оживился Бурцев. — Вот и замечательно, Саш! Правильно всё решил! Ты вот что… Ступай сейчас в двести семнадцатый, к майору Каше. Он старший вашей группы, введёт тебя в курс дела, и вместе поедете на местность.
Сомов невольно скривился.
Когда-то ему уже доводилось работать с Кириллом Кашей, и тот даже некоторое время был у Сомова в подчинении.
Сыщик из Каши был никудышный, но зато служака — отменный. Где надо лизнёт, когда надо подсуетится. В Управлении таких, как он, хватало. Был у Каши и ещё один ярко выраженный талант — допрашивать людей. В Управлении Каша считался одним из лучших дознавателей. С завидным постоянством он обнаруживал практически в любом, кто попадал к нему на допрос, «гнилые зёрна предательства», и потому нередко после «бесед» с ним свидетели задерживались в подвале Управления «на продлёнку». Уже в качестве подозреваемых по статье «неблагонадёжность».
А ещё дознаватель Каша очень любил трепать языком. И как-то в затрапезном разговоре позволил себе блеснуть гусарским интеллектом и поведать окружающим, что бы он сделал с Анастасией жар Пяйвенен, не будь она дочерью замначальника контрразведки. Полностью обрисовать всю картину своих бесхитростных грёз Каша не успел — получил в зубы от оказавшегося среди слушателей Сомова, который тогда только-только начал встречаться со своей будущей женой и потому об их связи никто ещё не знал. Похабник лишился переднего резца, а Сомов получил выговор. С тех пор они общались исключительно в русле служебных отношений. А после перевода Сомова в отдел мониторинга вообще ни разу не виделись.