— А, по-вашему, я кто?
— Ты? — воевода сделал вид, что задумался. — Никто. Вот если по-нашему, то никто. Но для отчётности, конечно, тебя как-то надо обзывать.
Славка насупился.
— Буду звать тебя Плесень, — продолжал воевода. — Ну и как тебе здесь, Плесень?
— Никак.
— Дерзишь?
Воевода тяжело поднялся со стула.
— Нет, что вы, — отвел взгляд Славка. — Я никто, и мне соответственно здесь никак.
— Не дерзишь, — согласно кивнул воевода. — А выёжываешься.
Славка мельком взглянул на Читу и перехватил её испуганный взгляд. Воевода тем временем зашёл Славке за спину и положил свои огромные лапищи на спинку стула.
— Значит сейчас с тобой произойдёт ни-че-го, — сказал он и резко тряхнул стул.
Деревянная спинка больно ударила Славку по лопаткам.
— Миш, пожалуйста, — пискнула Чита.
— Ты, Читушка, клади в чай вареньице. Черничное. Черники нынче! Море! А мы тут сами. Агай! Развлеки нашу гостью. Скучает.
Якут перекусил нитку, отложил куртку и перепрыгнул с лавки на соседний с Читой стул.
— Давай погадаю, — зашептал он, схватив её за руку. — Я умею! Без обмана!
— Ну, погадай, — натянуто улыбнулась Чита, бросая на Славку виноватый взгляд.
Михаил навис над Славкой, широкой грудью поддавливая его к столу. От воеводы пахло потом, табаком и почему-то мёдом.
— Слушай меня, — зашептал он Славке в затылок. — Правило здесь для тебя всего одно. Выполнять всё, что тебе прикажут. Всё!
От этого шипяще-свистящего «всссё» волосы на Славкином затылке зашевелились.
— И не буди лихо, — продолжал наваливаться воевода. — Веди себя тихо. Мне на тебя насрать. Но если ты нашу хозяюшку чем расстроишь, не прощу. Раздавлю как гниду. Уяснил? Как гниду раздавлю…
Воевода быстро накрутил себя до состояния, когда никакие поводы уже не нужны.
— Я всё понял, — сказал Славка.
Но детина не унимался.
— Была б моя воля, я бы вас, бинтов поганых, утилизировал как пищевые отходы! Всех! Чтобы больше у вас даже шанса не было снова страну похерить. — Он уже почти лежал на Славке. — Ты понял меня?! Ты, Плесень, плесень на теле моей страны. Из-за таких, как ты, мы чуть в полной жопе не оказались. Оказались даже, но успели выскочить обмылком пенным в последнюю секунду.
— Он «синим» был, Миш, — неожиданно вступилась Чита. — Синим. А я всегда «белой» была. Ты бы и меня утелозировал?
— Что ты, Читочка! — воевода тут же выпрямился, голос его зазвучал весело и звонко. — Что ты! Ты же наш цветочек! Ты не виновата, что «белой» родилась. Так получилось. А вот этот… Он во враги добровольно пошёл. Скажи, Плесень! Добровольно же, да?! Как ты «белым» стал, расскажи нам?!
Славка, не мигая, смотрел перед собой, вцепившись в ручку подстаканника.
— Отца люстрировали и меня вместе с ним, — быстро проговорил он.
— Не лепи! Не вместе! Скажешь, тебе выбора не давали? А? Вот так взяли и нацепили на тебя белый удок просто за то, что у тебя батя сволочь? Скажешь, так всё было?! — Стул снова дёрнулся под Славкой. — Вот так вы и брешете без продыху! Рассказываете всем, как несправедливо с вами поступили, но умалчиваете, что у вас был выбор.
— Мой отец был не виноват, — сквозь сжатые зубы отчеканил Славка.
И снова удар по спине.
— Это ты так решил?! Или следствие? Или суд? Кто?!
Славка молчал.
— Кто, я спрашиваю?! — Удар. — Кто?! — Удар. — У тебя был выбор! Поступить как гражданин или как враг. И ты свой выбор сделал! И не плачься теперь, что с тобой поступили несправедливо! Твой паскуда-отец смуту сеял! Я всё про тебя знаю! А что ты?! Ты его поддержал! (Удар, удар, удар)…
— Миша! — Чита вскочила с места. — Прекрати! Я очень тебя прошу!
Но верзилу было уже не остановить.
Спинка стула снова дёрнулась, но не вернулась обратно и не ударила по спине, а, ускоряясь, понеслась назад и вниз. Славка опрокинулся вместе со стулом и, не успев прижать подбородок к груди, сильно ударился об пол затылком. Чай выплеснулся ему на грудь, обжигая. В глазах вспыхнуло, а едва зрение немного прояснилось, он увидел в нескольких сантиметрах от своего лица чёрную рифлёную подошву армейского ботинка. Между шишками протектора белел скрюченный окурок. А потом пахнущая землёй и ваксой подошва вжалась в его щёку, с силой придавила голову к полу и стала размеренно елозить туда-сюда, сминая и раздирая кожу.
Чита заголосила.
Славке было видно, как якут хватал её под столом за коленки и смеялся. Михаил надавливал всё сильнее и сильнее. И когда Славке начало казаться, что его череп вот-вот треснет, воевода убрал ногу и вернулся за стол.