Непослушными руками Славка извлёк статуэтку из ящичка.
Молодая женщина сидела на корточках, широко разведя колени, и справляла малую нужду. Одной рукой она придерживала подол высоко задранной юбки, а другой опиралась на землю чуть позади себя. Струя была выполнена так искусно, что казалось, будто бы она и впрямь течёт.
Но не только струя… Славка во все глаза смотрел туда, откуда брал начало этот бурный источник. Мастер с невероятной скрупулёзностью изобразил бесстыдно раскрытую пихву: все эти губки-складочки и слипшиеся кучерявые волосы на припухшем лобке.
В России порнография под строжайшим запретом. За любые срамные картинки и уж тем более видео можно поплатиться статусом, как это произошло с грузчиком Лепшовым из Славкиной бригады. Был когда-то Лепшов механиком на грузовом судне. Он фотографировал свою жену в непристойных позах, а снимки хранил на планшетке, которую брал с собой в рейс. И ладно, если бы он просто, запершись в гальюне, «вспоминал» свою благоверную при помощи этих картинок. Но ведь придумал сдавать фотографии своей Катьки в аренду членам команды за трудчасы и всякую бытовую мелочёвку. А это уже распространение с целью морального разложения сослуживцев и незаконного обогащения. Да и Катерине его досталось за виртуальную проституцию и поведение, недостойное гражданина России. Так вместе и побелели.
За всю жизнь, не имея никаких отношений с противоположным полом, Славка видел голую женщину только однажды. Да и то издалека. Но память о том случае хранила каждую подробность этого примечательного события…
Как-то по весне, когда он ещё был полноправным и заканчивал седьмой класс, крышу Славкиной девятиэтажки начали перестилать новым рубероидом.
Каждое утро бригада рабочих поднималась на последний этаж, и мордатый рябой бригадир отмыкал замок люка, ведущего на крышу. Жил Славка на самом последнем этаже и, уходя в школу, нередко заставал работяг в тот момент, когда они один за другим исчезали в квадратном проёме, через который были видны облака.
Даже в выходные бригада, у которой, видимо, поджимали сроки, продолжала исправно уходить в небо. И как-то в субботу Славка вышел на лестничную клетку и, запирая за собой дверь, заметил на одной из верхних ступенек металлической лестницы, ведущей на крышу, подвешенный за дужку замок, с торчащим из него ключом. Это был замок от люка. От неба замочек!
Решение пришло мгновенно.
Славка вскарабкался по тонким ступенькам лестницы, выдернул ключ и бегом направился к расположенном через двор универсаму «Полюшко», возле которого был небольшой закуток с вывеской «Металлоремонт».
Пожилой белоголовый мастер в синем халате бегло осмотрел протянутый Славкой ключ, выдвинул стойку, на которой висели ещё ничего не умеющие открывать заготовки ключей, безошибочно выбрал нужную и приступил к работе. Через несколько минут в руках у Славки было уже два ключа — потемневший поцарапанный старый и блестящий ещё теплый новый.
Старый ключ он вернул на место, а новенький оставил себе.
Так у него и у его друга Вальки появилось своё тайное место, принадлежащее только им. Крыша.
Они часто вылезали сюда по вечерам смотреть «колыбельную солнца», когда предзакатные краски опускаются на сонную гладь Невской Губы, растекаются от края до края огромными пятнами нежнейших оттенков: фисташковым, малиновым, померанцевым. А когда силы уходящего за горизонт солнца уже не хватало, чтобы творить цветовые аккорды, небо и залив пропитывались невероятным черничным колером. И в безветренные ночи далёкие огни города пронизывали зеркальную поверхность воды трепещущими сверкающими золотыми и серебряными нитями.
Друзья приходили сюда после шумных дворовых игр, уставшие и опустошённые, и, сидя на расплюснутой картонной коробке, заново наполнялись спокойствием и смыслом.
На крыше было хорошо молчать, а если и говорить, то о чём-нибудь сокровенном, о чём не скажешь просто так, походя, в суетливой многомерности дня. Они говорили о мечтах, заботах и, конечно, о девчонках.
На крыше Славка впервые узнал, что Вальке нравится их одноклассница Аня Байваровская, флегматичная отличница с толстой длиннющей чёрной косой. А Славка признался, что влюблён в Милку Мишину, по которой сохла половина школьных мальчишек.
Эти признания ещё крепче сплотили их дружбу.
И клятву свою на крови они тоже придумали и дали здесь, на крыше.
Раскладным ножиком, который Валька стащил у отца, каждый сделал себе на ладони надрез. Такой, чтобы проступила кровь. Потом оба трижды дрожащими от важности происходящего голосами произнесли придуманные Славкой немного нескладные слова обета: «Был друг по школе, стал брат по крови!» И, согласно ритуалу, обменялись кровью. Сначала обычным рукопожатием, потом «солдатским», а на третий раз встречным хлопком.