Через пять минут Кислый вернулся с выпученными от изумления глазами и картонной коробкой в руках. В коробке стояло шесть бутылок французского шампанского.
Все примолкли, прекрасно понимая, что шутки кончились.
— Что сказала? — срывающимся шёпотом поинтересовался Чибис, заглянув в коробку. — Или ты их спёр где-то?
— Ты чё, дурак? — возмутился Кислый. — Сама дала. Спросила только, что празднуем.
— А ты? — спросил Гиббон.
— Сказал, как есть, — пожал плечами «гонец». — Что Быня придумал соревнования на санках, а Поршень победил. И сейчас нужно его поздравлять. И всё.
— А она? — ахнул Чибис. — Так сразу и дала?
— Сама сходила со мной и выдала эту коробку, — похвастался Кислый. — Фёдор Юрьевич, говорит, действует на вас облагораживающе. Спортом вот вас увлёк. Мне, говорит, для него ничего не жалко. И дала мне коробку. Ещё пообещала, что, может, тоже спустится попозже.
— Может, того… — заволновался Гиббон, указывая глазами на коробку. — Вернуть, пока не поздно? От греха.
— Что за паника? — вмешался в разговор Фёдор. — Раз принесли шампанское, значит надо его открывать и пить!
Спортсмены послушно последовали совету.
Когда пробки ударили в потолок, веселье снова начало набирать обороты. За окном уже совершенно стемнело, поэтому сидеть в тепле у камина с бокалом пузырящегося напитка в руках было неимоверно приятно. Шампанское, к сожалению, закончилось очень быстро, тем более что половина его была пролита в виде пены ещё во время открывания бутылок. Не растерявшийся Чибис моментально приволок более привычные пиво и водку. Саночники одобрительно загудели. Через полчаса празднования вся тёплая компания основательно захорошела.
— Завтра с утра пойдём санки искать, — убеждал всех охмелевший Гиббон. — Надо закончить соревнования. А то одну только квалификацию успели провести, а сами соревнования — нет. Может, Поршень и не чемпион никакой вовсе!
Поршень, догадавшись, что у него хотят отобрать кровью завоёванный титул, горько заплакал. Чибис бросился его утешать, остальные просто не обратили внимания.
— Ага, — поддержал Гиббона Кислый. — Тебе как раз в случае продолжения первым ехать.
— Это ещё почему? — возмутился капитан сборной Бразилии.
— Почему, почему, — передразнил его Кислый. — Не по чему, а по результатам квалификации! Хуже тебя никто не проехал. Полторы минуты, ха! Значит, первым стартовать завтра будешь.
— Ещё Чибис не ездил, — заупрямился Гиббон. — Может, он две минуты ехать будет!
— Не думаю, — остудил спорщика Кислый. — Там даже пешком можно за полминуты вниз сбежать.
— Ну и ладно, — неожиданно легко согласился Гиббон. — Первым, так первым. Мне без разницы, сяду и проеду. Легко.
— Эх, сюда бы диктофончик! — восхитился смелостью гонщика Турист. — Чтоб завтра не отвертелся. Вот бы попрыгал тогда с утра, на одной-то ноге!
— Да я хоть сейчас! — начал неловко подниматься из-за стола Гиббон. — Пошли!
— Темно уже, — силой усадил его на место сидящий рядом Кислый. — Санки не найти сейчас. Завтра утром мы тебя разбудим и, если будет желание, ищи их, и катайся хоть до вечера. А сейчас сиди и празднуй. Сегодня у нас Поршень победил.
— Чего-то у нас победителю, кажется, нехорошо, — заметил Турист. — Как-то он сидит криво, что ли…
Все посмотрели на Поршня. Виновник торжества действительно сидел криво.
— Щас я его, — сказал Чибис, зачем-то засучивая рукава свитера и поднимаясь. — Щас…
— Эй, хорош, ты чего задумал? — схватил его за руку Турист. — Драться, что ли, собрался?
— Нет, — помотал головой Чибис. — На улицу хочу его вывести. Покурить. Проветриться.
— А, — отпустил товарища Турист. — Зачем рукава тогда закатывал? Идите, проветритесь. Вон, можете ещё Гиббона прихватить. Вдруг он санки найдёт.
Чибис поднял со стула Поршня и два друга, покачиваясь, скрылись в дверях. Оставшийся за столом Гиббон, неожиданно для всех, замогильным голосом затянул какую-то гнусную песню про скелетов. Вздрогнувший Турист немедленно дал певцу хорошего леща, и тот так же неожиданно замолчал. В этот момент в помещение вернулся Чибис.
— Там, это… — сказал он заплетающимся языком. — Грабля у ворот валяется. Не дошёл, видимо, чуть-чуть из леса.
Все, не сговариваясь, побежали смотреть на знаменитого судью. Грабля лежал на животе, лицом в снег, вытянув одну руку вперёд, в сторону ворот, до которых он не дошёл каких-то двух метров и вяло шевелил пальцами вытянутой конечности. Других признаков жизни на первый взгляд заметно не было. Лежащего окружили полукольцом.