«Завтра будет отправлен пленный Унгерн. Обеспечьте невозможность побега и нападения на конвой. Соблюдать любые меры революционной строгости».
Барона допрашивали по много раз во всех местах, где только ему приходилось останавливаться в ранге военнопленного: в Троицкосавске и Верхнеудинске, Иркутске и Новониколаевске. Даже в вагоне поезда. Сперва его раздражало то, что новые следователи задавали ему те вопросы, на которые он уже отвечал ранее. Но вскоре Унгерн привык к этому и отвечать стал с известной терпеливостью и, как отмечали допрашивающие в составляемых протоколах, «спокойно».
Следователи довольно быстро очертили круг вопросов, на которые белый генерал отвечал с видимым удовольствием и более чем достаточно для составления протокола. О том, как создавалась Азиатская конная дивизия, как к нему в степях переходили «красномонгольские» отряды, как храбро сражались среди его азиатов зачисленные в дивизию пленные красноармейцы, выбравшие служение Белому Делу.
Но был «вычленен» и другой круг вопросов, на который сподвижник атамана Семёнова отвечал неохотно или совсем старался не отвечать:
— Расскажите, Роман Фёдорович, о проводимых вами репрессиях? Где? Когда? Сколько репрессировано. Ваше личное участие в них?
— Да, были жестокости. Но деталей не помню.
— Вы лично отдавали приказы по Азиатской конной дивизии о пролитии крови мирных граждан и пленных красноармейцев?
— Для того чтобы мне ответить, надо видеть приказы на сей счёт. Есть ли на этих приказах моя подпись? Не помню.
— Чем вы объясняете ургинский террор?
— Только одним. Мне надо было избавиться от вредных элементов в тылу Азиатской дивизии.
Всякий раз следователям приходилось терпеливо напоминать белому барону о кровавом пути его «азиатского воинства» по монгольской земле, и особенно в южном Забайкалье, на станции Даурия, в других памятных местах. Тогда Унгерн угрюмо отмалчивался. Лишь однажды, устав выслушивать вопросы о поголовном уничтожении семей членов ВКП(б), резко ответил:
— Уничтожали семьи врагов России.
— Вы лично отдавали такие приказы? Или не вы?
— Отдавал начальник дивизии. То есть лично я. Или по моему распоряжению кто-то другой...
Командование 5-й армии больше всего интересовало действительное состояние дел у противника в лице Азиатской конной дивизии белых. Такие вопросы задавались генералу Унгерну и Нейманом, и сменившим его на посту командира экспедиционного корпуса Гайлитом, и начальником политотдела армии Берманом, и начальником армейского штаба Черемисиновым, и представителем Коминтерна «при Монголправительстве» Борисовым:
— Численность вашей дивизии?
— Не могу сказать. Свои войска знал только по числу сотен. Азиатская конная дивизия состояла из четырёх полков и монгольского дивизиона.
— Каково вооружение дивизии?
— Исправных пулемётов больше двадцати. Орудий горных восемь.
— Откуда у вас столько пушек? По нашим разведданным их меньше.
— Вы забыли, что несколько орудий я захватил у вас в бою у дацана Гусиноозёрского.
— Почему вы разделили Азиатскую дивизию на две бригады у озера Эгин-Гол?
— Разделение произошло само собой. Для удобства управления в походе.
— Действовали вы в Монголии самостоятельно? Или в контакте с кем-нибудь? С кем именно?
— Я действовал всегда вполне самостоятельно. Связи с атаманом Семёновым и его японцами не имел.
— Почему вы не хотели установить связь с Семёновым, вашим бывшим начальником?
— Семёнов сам этого не хотел. Да и какой помощи можно было от него ожидать. Присылал только одни советы, где и как воевать. А на мои письма из Урги Семёнов вообще не отвечал. Обиделся на мои победы, что ли.
— Но вы же в приказе номер пятнадцать признали его своим начальником? Не так ли?
— Признал. Но только для того, чтобы поднять боевой дух бойцов моей дивизии.
— Как вы узнавали о планах нашей пятой армии?
— Очень просто. Имел в Урге радиостанцию. Искровую. Она перехватывала информацию — телеграммы и сообщения из Читы и Харбина.
— Что побуждало вас вести борьбу с Советской Россией? И какие цели вы преследовали в этой войне?
— Я боролся за восстановление российской монархии. Именно это заставило меня продолжать борьбу даже после расстрела адмирала Колчака. Мне думается, что именно сейчас пришло время для восстановления монархии.