- Гарусов сломал кофеварку, а я ремонтируй, — ворчал Барамзин без обиды. — Я, говорит, только включил, а она — хрясь! Куда, интересно, он включил? Совсем запутался со своими женами Левка.
Фиртичу начальник управления сейчас показался чем-то опечаленным. Но чем? Не поломкой же кофеварки? Старый торговый волк пронес через годы доброту и порядочность. В каких только передрягах не побывал!; А должность эта мало с какой сравнима сегодня по ответственности и значимости. Какие страсти бушевали вокруг, какие люди — способные и бездари, трудяги и бездельники, жулики и честные, — кого только не перевидал на своем веку Барамзин... И держится! Бессменно. Пользуясь авторитетом как в своем городе, так и в Москве. А кто его заменит, когда придет время? Кто там, на подходе? Пасутся кто где пока, ждут, когда шеф уйдет на покой. Но уже подталкивают слегка, поторапливают. Сплетни всякие плетут... Есть и другие — толковые, деловые, порядочные. Но выдержат ли марафон, не споткнутся ли на этой скользкой, полной соблазнов дороге, хватит ли ума и воли?
- Ну вот, кажется, все в порядке. — Барамзин отодвинул кофеварку и бросил взгляд на бумаги, выложенные Фиртичем.
Фиртич усмехнулся: и здесь все в порядке.
Барамзин снял со спинки стула пиджак, влез в него.
- Хорош, Константин, хорош... Вы что же, Константин Петрович, послали к бесу Инторг и не находите нужным известить управление о ходе переговоров? Инторг меня запрашивает, а я хлопаю ушами... И Гарусов не в курсе, говорит: бегаете вы от него. До дела не допускаете.
Сейчас Барамзин походил на деда, который за что-то пеняет внуку, хоть в душе и одобряет его.
- Зачем же вы его прогнали-то, а, Фиртич? Инторговца-то? — допытывался Барамзин.
- Мешал.
- Ишь какой. Он свою работу справлял... Что это вы на стол мне положили? Никак заявление об уходе?
- Нет еще, — пожал плечами Фиртич, чувствуя укол в сердце.
- А я уж испугался. Что за напасть такая сегодня, — обронил Барамзин и прошел к столу, сел, поменял очки.
Удивительно, как может измениться человек в одно мгновение. Это уже не был добрый дедушка...
Бумаги, с которыми знакомился управляющий, содержали первый результат проделанной скандинавами работы. Экономический эффект был неоспорим. Только за счет укрупнения торговых секций их количество сокращалось на сорок единиц, что давало экономию а зарплате более шестнадцати тысяч рублей в месяц. Это помогало решить и кадровые вопросы.
Фиртич испытывал удовлетворение. В то же время он мучительно соображал, как начать разговор, из-за которого приехал...
- Молодцы. Оставили позади выставочный коэффициент? — вычитал Барамзин.
- Да. Почти на три десятых процента, — рассеянно ответил Фиртич.
Это было серьезным достижением. Оно позволяло на тех же площадях разместить гораздо больше товара. И при лучших обзоре и доступности. Показатель, улучшение которого дается с большим трудом.
- Что же вы так сидите, Константин Петрович? — поднял глаза Барамзин. — Лучше я вам дам один документик, ознакомьтесь. Когда-то вы советовали мне выбросить его в мусорный ящик. Я, старый осел, вас не послушал... Извините, здесь копия. Такая же копия, как здесь указано, направлена в министерство...
Фиртич усмехнулся. Неймется этим правдоискателям... Он не ощущал волнения. Спокойствие, как второе дыхание, пришло к нему, мысль работала в деловом направлении.
- У меня лежит этот документ. Уже около двух месяцев, — дерзко произнес Фиртич. — Причем оригинал.
Барамзин помедлил, потом проговорил глуховато, с подчеркнуто жесткой интонацией:
- У меня такое чувство, что вы намерены обвинять управление, Константин Петрович?
- Намерен. Не будь у меня страха и неуверенности в благоприятном исходе главного дела, — Фиртич ткнул пальцем в бумаги с результатами работы скандинавов, — я бы...
- Страха? — перебил Барамзин.
- Страха. Если бы всплыла история с липовыми успехами Универмага...
- Это разные вопросы, Фиртич, — раздраженно оборвал Барамзин.
- Разные. Но их легко объединить. Даже вопреки вашему желанию, Кирилл Макарович. Поднялся бы шум. Вас обвинили бы в покровительстве очковтирателям... Я не настолько наивен, Кирилл Макарович, я понимал, что совет выбросить бумаги в мусорный ящик вы не воспримете всерьез. Просто вы дали мне время...
- А что вы думали, Фиртич?! Такое упущение вам сойдет с рук? Помолчите! Теперь я буду говорить. Возьмите свои индульгенции. — Он протянул Фиртичу бумаги. — И победителей судят! На каждый поклон — отдельная свечка, Фиртич... Я назначил вас директором «Олимпа», веря в ваши способности. И сейчас в них верю. Так что речь не о том, чтобы сменить вас на этой должности. — Помолчав, Барамзин добавил: — Но реабилитироваться вы должны. Реабилитироваться! Доказать, что не зря мы вам доверили такое дело?