Лисовский придвинул бумагу и длинно привычно расписался. Расписался и ключник. Затем взял с подоконника конторский клей, провел по обратной стороне листа.
- Ступай один, — махнул рукой Лисовский. — Доверяю.
- Хо! У тебя одна рука другой не доверяет. Не знаю я тебя, что ли?
Ключник держал лист на весу. Капли клея янтарно натекли к краю — вот-вот сорвутся.
- Опасный ты человек, Степан Лукич. — Лисовский покачал головой. — Все-то ты знаешь.
- А как же! — воскликнул Болдырев. — Я ведь ключник. Ключник!
Лисовский втянул голову в плечи. Остатки рыжеватых волос венчиком легли на воротник пиджака.
- Нет, Степан Лукич, не все ты знаешь, не все...
Проводив взглядом ключника, Лисовский поднялся и не торопясь приблизился к окну... Над городом упирались в небо гигантские неоновые буквы, составляющие название Универмага.
Много лет назад в первом этаже Конногвардейского общества размещался спортивный магазин «Олимпийский». Со временем последние буквы этого длинного слова, что приходились на восточную часть здания, были свалены ветром. И горожане привыкли к более короткому и емкому слову «Олимп». Спортивный магазин давно превратился в солидный Универмаг, а так и остался «Олимпом»...
Нет, не отвлек Лисовского от мрачных мыслей приход старого ключника. Наоборот... А все короткая служебная записка, что легла сегодня ему на стол. «Не убраться ли тебе на пенсию, Михаил? — думалось Лисовскому. — Хватит, всего ты хлебнул в торговой жизни. Пусть сами выгребают... Представляю лицо директора, когда он узнает о такой пилюле. Именно сейчас, когда этот честолюбец спит и видит свою фамилию, сияющую неоновыми огнями поярче, чем название Универмага. Юбилей затеял. А сам на пороховой бочке сидит...» Пять лет он работал с этим директором, а все не мог составить о нем определенного мнения. Не пойдет он к Фиртичу на юбилей, нет, не пойдет — ведь такой камень за пазухой держит. «Пусть веселится пока Фиртич, сил набирается. Завтра доложу».
Так решил Лисовский и облегченно вздохнул. Завтра не сегодня.
Тем временем к закрытию готовились и в торговых залах. Густой, почти осязаемый воздух, сотканный из гомона толпы, гула эскалаторов, хриплых воплей кумиров эстрады, посвиста радиоприемников, стрекота детских игрушек; воздух, пронизанный энергией, любопытством, надеждами и разочарованием, разорванный цветными пятнами тканей, бликами стекол, рябью бижутерии, улыбками кукол, одеждой, часами с разнообразными циферблатами — словом, всем тем, что составляет материальную сущность окружающего мира, воздух этот к вечеру как-то обмякал, растворялся, становился схожим с праздным и ленивым воздухом улицы, наполненной малоречивой толпой горожан, спешащих по своим делам после рабочего, официального дня. И сами сотрудники Универмага — продавцы, кассиры, уборщицы — казалось, менялись на глазах. Особенно девушки.
Усталые, бледные, с прозрачными лицами и руками, они громко переговаривались, делились планами на долгожданные послерабочие часы, не обращая внимания на одиноких припозднившихся покупателей, чем-то все более становясь похожими на них, но все еще цепляясь за исчезающее превосходство, которое обеспечивал им прилавок старого Универмага... Иначе выглядели продавцы постарше. Те казались менее усталыми. Даже наоборот. Оживление их было деловым, напористым. Собираясь домой к своим заботам, они снисходительно, вполуха слушали разговоры младших коллег — когда-то и сами были такими...
Покупатели все чувствовали. Опытный покупатель перед закрытием Универмага избегает обращаться к молодой продавщице, если в поле его зрения есть продавец постарше.
...
Ажурные стрелки главных часов Универмага приближались к девяти вечера, когда в зале первого этажа появился старший администратор Сазонов Павел Павлович, по прозвищу Каланча. В отличном костюме, с торчащим из нагрудного кармана крахмальным платком.
Девушки из секции обуви, заметив администратора, поначалу опешили: казалось, только что Сазонов метался по залу в своем задрипанном пиджаке — и вдруг такая перемена... Прямая и плоскогрудая Татьяна Козлова вытянула шею. Но разглядеть получше администратора ей мешал покупатель, сутулый молодой человек с огромным портфелем. Татьяна даже встала на подставку для обуви.
- Вроде Каланча на свидание собрался, — заметила Татьяна.
- У него жена и сын, — лениво возразил ей голос из секции.
- Подумаешь, жена. Я тоже жена, — донеслось из кожгалантереи.
Девушки переговаривались громко, точно, кроме них, никого не было во всем Универмаге. Молодой человек с портфелем что-то шептал, растерянно уставив близорукие глаза в квадратики ценников. Наконец он набрался храбрости и что-то спросил.