Паттерн поднялся над «Альбатросом». Странно, германец реагирует медленно. Может быть, устал? Английский капитан не знал, что для Бёме это был третий вылет за день, но очень хорошо почувствовал слабину противника.
Несколько попаданий — и «Альбатрос» загорелся. Он пытался планировать, но ничего не получилось: как птица с перебитыми крыльями, самолет падал на занятую англичанами территорию.
Паттерн вернулся на свой аэродром и на автомобиле приехал к месту крушения «Альбатроса».
Тело германского летчика лежало рядом с самолетом. Это действительно был Эрвин Бёме — его портрет англичане не раз видели в газетах.
— Обыщите! — приказал Паттерн сержанту. — У него могут быть важные бумаги.
Действительно, в нагрудном кармане Эрвина Бёме лежал толстый конверт, густо исписанный невозможной немецкой готикой.
— Потом разберем, — решил капитан и сунул письмо в карман.
...Англичане похоронили своего знаменитого врага с воинскими почестями.
«1 декабря 1917 года, Зоннебеке
Герхарду Бёме
Нынче у меня скорбное известие о смерти Вашего брата. Война делает нас крепкими и жесткими, но это происшествие тяжко ложится на мое сердце — Вы и сами знаете, какие тесные дружеские узы связывали меня с Вашим братом.
В последний день перед своей смертью он был со мной, на моем новом аэродроме. Он радовался тому, как идут дела в нашей любимой старой эскадрилье «Бёльке», которая ныне поднялась на прежнюю высоту, — в чем исключительно его заслуга.
И вот теперь оба они объединились в Вальгалле: Ваш великолепный брат и его великий наставник Освальд Белльке, который для нас остался непревзойденным образцом, стоящим выше всех и вся.
Разыщите меня, дорогой господин Бёме, в самое ближайшее время, чтобы мы могли вместе почтить память потерянного нами брата и друга.
С самыми искренними соболезнованиями
Манфред барон фон Рихтгофен».
9 марта 1930 года, Лейпциг
— В 1921 году, как вы знаете, англичане вернули прах Эрвина Бёме Германии, чтобы он мог упокоиться в своем отечестве. Вместе с телом Эрвина они вернули еще кое-что, — сказала молодая дама издателю. — Вон тот синий конверт. Возьмите его.
Профессор Вернер развернул потертые на сгибах листки.
«1 ноября 1917 года, Хубертусмюле
Мой возлюбленный Эрвин! Теперь, когда солнце село, я могу наконец написать тебе пару слов. Мама в соседней комнате сидит за роялем; в благочестиво-радостном настроении она наигрывает старинный лютеранский гимн «Твердыня наша». Второй стих теперь мне особенно люб: «И наша сила».
Вчера здесь произошло великое сражение: было пролито много-много слез и излито много-много любви. «Мы» победили — и награда драгоценнейшая: благословение родителей. Приезжай, приезжай скорее! Приноси с собой много, как можно больше любви, и все-все примут тебя с распростертыми объятиями.
Мама сегодня ожидала от тебя знака. А я все утешалась мыслью о том, что ты вот-вот появишься. После полудня мимо пролетал один самолет — но это был не НАШ летчик. Когда же ты приедешь?
Сегодняшний день был наполнен солнцем и счастьем — ничего подобного в моей жизни еще не происходило. Земля — она всегда была хороша, и я это знала, но такой прекрасной, как сегодня, в минуты моего счастья, она мне еще никогда не являлась.
После обеда мы с сестрой ходили в лес. Солнце сияло, золото блистало на ветвях деревьев, нам оставалось лишь обрывать его. Лес весь звенел от наших веселых песен...
Мне пора спешить — надо успеть на поезд. Завтра утром я снова приступаю к работе в Гамбурге.
Тысяча приветов тебе — от твоей, связанной с тобою в самой сокровенной глубине своей любви
Анна-Мари»
Анна-Мари утерла слезы.
— Это письмо было с ним в миг его смерти, — сказала она, стараясь говорить спокойно. — Англичане отдали его мне... И теперь я хочу, да, я хочу, чтобы все прочли о том, как любим был герой, летчик Эрвин Бёме!
— Сборник писем станет самым лучшим, вечным памятником нашему герою, — обещал профессор.
Анна-Мари кивнула и вышла.
Она взглянула в весеннее небо. Птицы летали в нем. Птицы — и ни одного военного самолета.
— Прощай, Эрвин, — прошептала она.
Ей казалось, что она только сейчас сумела его отпустить.
* * *
В написании рассказов использованы подлинные письма Эрвина Бёме, изданные в 1930 году в Лейпциге проф. Вернером под заглавием «Письма германского боевого летчика к молодой девушке
Перевод писем с языка оригинала – Е. Хаецкая и А. Мартьянов».
© А. Мартьянов. 29.03. 2013.
61. «Злюка» идет на перехват
6 февраля 1934 года, Вулстон
Реджинальд Митчелл неотрывно следил за поднимающимся ввысь самолетом.
Это был уже далеко не первый созданный им летательный аппарат, но каждый раз его охватывало волнение.
Митчелл не получил специального образования; все, что он знал и умел, он постигал самостоятельно. Тем не менее маленькая фирма «Супермарин уоркс» — бывшая «Пембертон Биллинг», — занимавшаяся ремонтом самолетов морской авиации, охотно приняла его на работу.
Только-только закончилась Первая мировая война, и конструктор — хоть бы и молодой (ему было двадцать четыре), хоть бы и без диплома, — пришелся весьма кстати.
От ремонта гидросамолетов фирма перешла к их проектированию и производству.
— Чем заняться джентльмену в мирное время? — говорил Митчелл и обаятельно улыбался. — Разумеется, спортом!
«Супермарин» выпускала «рекордные» гоночные гидросамолеты: летающая лодка-биплан «Си Лайон» выиграла в 1922 году престижные гонки на Кубок Шнейдера, в 1925-м другой самолет «Супермарин», моноплан S.4 поставил рекорд скорости, еще через два года, и еще через два года все новые и новые самолеты Митчелла брали Кубок с завидным постоянством.
— Скорость, маневренность, уверенность в успехе, — подытожил Митчелл. — Полагаю, отныне мы имеем все основания перейти к производству истребителей.
В воздухе снова появился предгрозовой запах: надвигалась новая война, и не уловить ее приближение было невозможно...
На полке в главном офисе фирмы поблескивали дипломы и награды. Последний — 1931 года — свидетельство о победе очередного детища «Супермарин» — S.6B: снова Кубок Шнейдера и новый, по сравнению с двадцать девятым годом, рекорд.
Да, пора предложить свои услуги военным.
Техническое задание F 7/30, поступившее в том же году от министерства авиации, было воспринято на «Супермарин» как вызов их способностям.
Собственно, министерство авиации хотело от конструкторов лишь одного: истребителя, вооруженного четырьмя пулеметами и способного нести четыре бомбы по двадцать фунтов (в пересчете на континентальные меры — по девять килограммов).
А какой это будет истребитель — целиком и полностью оставляется на волю конструктора. Не оговаривался даже тип мотора — можно брать любой английского производства.
— Вот это — по мне! — решил Митчелл.
Хуберт Скотт-Пейн, владелец фирмы, положил руку ему на плечо.
— Ты же понимаешь, Реджинальд, что соперников у нас будет много. Не одному тебе по душе такое техническое задание. А выберут только кого-то одного. Бюджетные ассигнования на военную авиацию сейчас, сам знаешь, сокращают.
Митчелл дернул плечом:
— Мы все равно будем лучшими.
На конкурс было представлено восемь проектов.
«Бристоль», «Хоукер», «Уэстленд», «Блэкбери» и «Глостер» предпочли бипланы, «Виккерс» и «Супермарин» — монопланы. Еще один моноплан был «Бристолевский» — там, видать, очень сильно хотели победить.