— Только то, сэр, что я не боюсь никаких опасностей — совершенно как военный, и ради репортажа пойду в любое пекло, — как любой военный.
— В таком случае, вашу руку, сэр!
Уорнфорд обменялся с Ньюменом-Бичем крепким рукопожатием.
— После обеда мне предстоит перегнать самолет в Верне. Если хотите, можете составить мне компанию. Сделаете свои фотоснимки, напишете статью о буднях аэродрома. Они далеко не так увлекательны. Если, конечно, вы не считаете приключением разобрать мотор и по локоть в масле хорошенько покопаться в нем.
— Уверяю вас, мне — а значит, и моим читателям, — интересно все, что связано с авиацией! — заверил его журналист.
...Самолет был заправлен и готов к полету.
Уорнфорд сделал короткий испытательный полет — он не хотел рисковать пассажиром, поднявшись с ним на незнакомой машине.
— Все в порядке. Генри, садитесь!
Самолет оторвался от земли и начал набирать высоту.
И тут произошло непредвиденное: отрыв крыла.
Самолет начал разрушаться прямо в воздухе.
Сперва пассажир, а затем и летчик выпрыгнули из самолета, который при ударе о землю неизбежно бы взорвался.
Высота была не так уж велика, так что шансы на спасение... нет, следует признать очевидное: они отсутствовали.
Журналист был мертв, когда к нему подбежали люди.
Пилот еще дышал. Он умер по дороге в госпиталь.
...Крест Виктории, который суб-лейтенант Реджинальд Александр Джон Уорнфорд должен был получить из рук его величества, так никогда и не дошел до своего героя. Впоследствии он был передан в музей воздушного флота.
Маленький «Моран», победитель огромного цеппелина, также ожидала слава: он должен был быть сохранен для потомства. Как памятник героизма.
Но войны, сотрясавшие Францию в течение двадцатого века, поглотили и этот самолетик: следы его затерялись...
© А. Мартьянов. 24.03. 2013.
54. Соперники и соратники
14 мая 1914 года, Москва, Ходынское поле
Прибытие в Москву известного французского авиатора Адольфа Целестина Пегу стало большим событием для всего воздухоплавательного сообщества.
Обаятельный, жизнерадостный, шумный француз быстро покорил сердца москвичей.
О нем начали много писать в прошлом году, когда в августе тринадцатого Адольф Пегу совершил безумный прыжок с парашютом. Выскочил из самолета на лету! Какая храбрость, какая непостижимая отвага!..
Газеты так и писали: «Пегу показывает воздушные трюки, которым можно лишь удивляться. Кувыркание в воздухе для него — пустячная забава. Он даже вылезает из гондолы и летит стоя, а это уж совсем невероятный трюк, на который способен лишь Пегу».
— Вот увидите, Петр Николаевич, это что-то поразительное, — говорил один из членов «кружка Жуковского», Александр Архангельский.
Они с Петром Николаевичем Нестеровым прибыли на Ходынку с утра пораньше. Пегу уже находился возле своего самолета — «Морана-Солнье» L — «парасоля».
Фирма «Моран-Солнье» начала выпускать самолеты типа L в 1913 году. Самолет выглядел на первый взгляд необычно: крыло высоко поднято над фюзеляжем, отчего машину и прозвали «парасоль» — «зонтик». Но такое расположение улучшало обзор вниз, что было немаловажно.
В принципе, «парасоль» представлял собой дальнейшее развитие типа G, хорошо известного Нестерову: «зонтик» имел аналогичный фюзеляж и крыло такого же размаха.
— Мсье Пегу легко и красиво выполняет «мертвую петлю», — сообщил Архангельский. — А потом, показав трюки, предлагает кому-нибудь из публики покататься.
Пегу был на два года младше Нестерова. Он родился в Монферрате в семье самых обычных людей: отец его владел небольшим участком земли, мать подрабатывала шитьем. Из скучной провинциальной жизни Адольф вырвался самым доступным для юноши способом: подписал пятилетний контракт с армией и отправился кавалеристом в Алжир.
Пегу участвовал в кампаниях по усмирению мятежных племен, болел болотной лихорадкой, затем служил в гусарах, а закончил военную службу артиллеристом на базе флота в Тулоне — там, где некогда начинал Бонапарт.
Именно там произошла встреча с капитаном Луи Карлином, который был помешан на новом увлечении всего мира — авиации и успел получить летную лицензию.
Карлин помог ему поступить в летную школу, и 7 марта 1913 года Пегу официально стал пилотом Французского аэроклуба. Луи Блерио нанял его к себе — третьим механиком. Вот тогда-то Пегу и занялся высшим пилотажем.
Ему требовалось доказать надежность самолетов «Блерио» да и вообще — испробовать, на что способны в воздухе человек и машина.
Контракт с армией закончился. Адольф Пегу превратился в спортсмена и воздушного акробата. Он выжимал из самолета все, на что тот был способен.
А затем над аэродромом Жювизи Адольф Пегу показал «мертвую петлю».
Собственно, именно вопрос о «мертвой петле» занимал сейчас воздухоплавательное сообщество. Это был вопрос первенства, вопрос престижа.
Нестеров был первым. Но в Европе первым считался Адольф Пегу. За достижения в области пилотирования он получил золотую медаль, он обучал своим трюкам коллег-пилотов, в том числе и из Англии...
И вот сейчас, на Ходынском поле, «соперники» наконец встретились.
Пегу искренне обрадовался, когда ему представили Нестерова, схватил его за руку и сильно сжал.
— Предполагается, что мы с вами будем подсчитывать дни и устанавливать первенство, — сказал он прямо и просто. — Но я с легкой душой отдаю его вам. Вы действительно были первым. В спорте все должно быть честным.
— Вы уверены, что авиация — это только спорт? — спросил Нестеров сдержанно.
Он ощущал приближение Великой войны. Ее громы были уже не за горами.
24 июня 1914 года, Вена
В столице Австрии открылось грандиозное авиационное шоу.
«Моран-Солнье» демонстрировали новый свой самолет — типа N.
Быстрая и красивая машина пилотировалась знаменитым спортсменом, неизменным шеф-пилотом фирмы Роланом Гарро.
До встречи с братьями-пилотами Леоном и Робером Моранами и их другом-конструктором Раймоном Солнье Гарро интересовался длительными перелетами, и в декабре 1912 года он пролетел на «Моране» из Туниса через Сицилию и Неаполь в Рим, причем 228 километров проделал над морем.
После этого его и пригласили на работу шеф-пилота. Гарро, всегда готовый пробовать новое, с радостью согласился.
Он поднял в воздух новую модель «Морана» двадцать первого числа и уже через несколько дней охотно показывал ее специалистам и публике.
Самолет выглядел красиво. Прямоугольная ферма фюзеляжа скруглена легким каркасом, установлен киль. Машину называли «монокок» — это слово означало, что фюзеляж имеет круглое сечение (и только).
— Вы не находите, что он отчасти напоминает гоночный самолет «Депердюссен»? — делились друг с другом мнениями знатоки.
— Полагаю, сходство чисто внешнее, — возражал другой. — Этот самолет — прямой потомок предыдущего, типа H.
Прав был, разумеется, второй зритель: новый самолет Моранов и Солнье был близким родственником предыдущего. Хотя новшества имелись.
Ротативный двигатель «Рон» мощностью в восемьдесят лошадиных сил был прикрыт «кастрюлей» — для улучшения аэродинамики самолета. Чтобы двигатель охлаждался, оставили кольцевую щель между коком («кастрюлей») и капотом. Но вообще двигатель часто перегревался.
По сравнению с моделью H — она послужила базой для новой разработки, — новый «Моран» был меньше размерами.
Он показался быстрым, легким, изящным. Ролан Гарро с удовольствием демонстрировал возможности этого самолета, а заодно и свое искусство пилотирования. По общей сумме призов он стал вторым — после австрийского коллеги и получил свыше одиннадцати тысяч крон.