Туполев подошел к выходу и буквально столкнулся с водителем автомобиля, который был прикреплен к делегации.
— Андрей Николаевич! — Водитель протянул ему смятую газету. — Смотрите, смотрите, что пишут! Погиб «Максим Горький»! Самолет, самолет погиб!
Туполев побледнел, тихо опустился в кресло. Архангельский, не веря услышанному, пробежал глазами заголовок, взглянул на фотографию.
— Саша, — еле слышно произнес Туполев, — пошлите Харламову телеграмму. Пусть телеграфирует… подробности…
19 мая 1935 года, Москва
Совещание открыл товарищ Сталин:
— Необходимо уточнить причины катастрофы. Подготовить правильное сообщение о гибели самолета-гиганта.
Повисла пауза. Наконец Кольцов решился:
— Главный виновник катастрофы — летчик Благин, который самовольно решил выполнить фигуры высшего пилотажа вокруг подвижного объекта. Воздушное ухарство, ненужная удаль — вот что стало причиной гибели многих замечательных людей и прекрасного воздушного корабля.
Опять повисло молчание. На сей раз решился Хрущев:
— Иосиф Виссарионович, а как быть с телом Благина?
Сталин пристально посмотрел на него и ответил:
— Хоронить со всеми. И вдове назначить персональную пенсию, как остальным.
Хрущев переглянулся с Харламовым и заметил в глазах того тревогу. Несомненно, Сталин все знал. Поэтому и насчет семьи Благина распорядился…
…Товарищ Харламов будет расстрелян через несколько лет.
© А. Мартьянов. 21.09. 2013.
93. На пути к Прохоровке
2 июля 1943 года, южная часть Курского выступа, КП Воронежского фронта
Николай Федорович Ватутин буквально не находил себе места. Инстинкты военачальника кричали ему: «Пора наступать!»
Активная оборона, которую вел Воронежский фронт, выматывала не только противника, но и своего командующего.
— Хватит окапываться, — убеждал Ватутин — Верховного, представителя Ставки, «соседей». — Упустим момент, упустим! Чего ждать? Противник сидит и не наступает, а осень не за горами. Всё сорвется. Начнем первыми! Сил-то у нас достаточно.
Маршал Василевский — представитель Ставки Верховного Главнокомандования, — на которого Ватутин давил, не переставая, колебался. Ватутин умел быть настойчивым и убедительным, противостоять ему было трудно.
— Николай Федорович, повременим еще, — сказал наконец Василевский. — Уверен: переход врага в наступление — вопрос ближайших дней. Если мы начнем первыми, это будет немцу только на руку. Активная оборона его измотает, обескровит… Мы это уже обсуждали.
— Между прочим, товарищ Сталин меня поддерживает, — перебил Ватутин.
— Товарищ Сталин приказал держаться обороны, — отрезал Василевский. Он отвел глаза в сторону: ему, как и Ватутину, не терпелось начать.
4 июля 1943 года, район Обояни, деревня Успенов, штаб Первой гвардейской танковой армии
Ватутин прибыл неожиданно.
Командующий танковой армией — Иван Ефимович Катуков — принял его гостеприимно, предложил чаю.
— Умеете устроиться, товарищ Катуков, — одобрил командующий фронтом. — Окопались, небось, по самые уши?
— Пока стоим во втором эшелоне, — ответил Катуков, — и окопаться успели, и занятия с личным составом провели, и с соседями действия согласовали.
— Рассказывайте, — потребовал Ватутин и навалился на стол, грузный, уставший.
— Вы знаете, Николай Федорович, пока до места дислокации добирались — попали под бомбежку. А наши ПВО — так себе, еле-еле душа в теле. Потеряли бы танки, если бы не наши собственные зенитчики! А немцы в воздухе крепко держатся: их разведчики того и гляди засекли бы нас.
— Так не засекли же? Вы, насколько я помню, ночью передвигались?
— И вениками следы заметали, — подхватил Катуков. — Увидит немец следы гусениц и все поймет. Так что к машинам привязывали хворост. Казалось бы, примитивное «устройство», а работает. Танки замаскировали тоже проще простого: поставили их впритык к домам и сараям и сверху накидали «крышу»: с воздуха выглядит так, словно дома и сараи разве что «подросли» на пару метров, а так — без изменений.
— Мастера маскировки, значит, — проговорил Ватутин. — Это хорошо. Что у вас с матчастью?
— Это правда, Николай Федорович, что против нас будут действовать новые немецкие танки — «Тигр» и «Пантера»?
— А куда они денутся, — ответил Ватутин. — Уж конечно, ждите.
— У наших ребят почти у всех вместо фото любимой актрисы теперь изображение «Тигра», — сообщил Катуков. — По целым дням ведутся разговоры, как с этим зверем справиться, где у него уязвимые узлы, как в него стрелять и метать гранаты.
— Подкалиберные снаряды вам доставили? — спросил Ватутин. — Приехал лично убедиться, учтите.
— Убеждайтесь, — ответил Катуков спокойно. — По пять на действующий танк. Этого мало, так что присылайте еще. Впрочем, и этого количества хватает, чтобы поднять боевой дух.
— На одном боевом духе далеко не уедешь, — Ватутин вздохнул. — Будут еще вам подкалиберные снаряды, будут. С пехотой что?
— И с пехотой, и с артиллерией совместные действия обсудили, отработали кое-что на учениях.
Ватутин помолчал, и Катуков понял: командующий намерен перейти к одному из самых наболевших вопросов.
Так и вышло.
— А как у вас обстоит взаимопонимание с авиацией?
К авиации у сухопутных войск набралось много претензий. Постоянно твердили о том, что необходимо завоевать «господство в воздухе», но на деле господство прочно удерживали немецкие асы.
Немцы демонстрировали хорошую слаженность войск. Не стоило благодушествовать, зная, что у них не хватает артиллерии: недостаток одного рода войск они восполняли другим, и авиация до сих пор неплохо прикрывала их наземное наступление.
Эту ситуацию следует переломить. Вот о чем говорил Ватутин.
Командующий танковой армией дернул углом рта. Вопрос раздражал и его.
— Общее дело делаем, делить нам нечего, — сказал он наконец, словно заканчивая какой-то давний спор. — А что ошибки случались…
Николай Федорович вспыхнул:
— Ошибки? Скажите прямо: несколько случаев уже произошло, когда наши авиаторы по ошибке штурмовали наши же войска. С ними разбирается «смерш», между прочим.
Катуков пожал плечами:
— Не мое это дело, надо — разберется. А мы вот что сделали — пригласили к себе в Успенов командиров двух авиационных корпусов — истребительного и штурмового. В предстоящем бою они будут прикрывать нас с воздуха, если мы правильно понимаем ход событий.
— Правильно понимаете, товарищ Катуков, — Ватутин допил чай. — Рассказывайте.
Катуков развеселился:
— Авиаторов прибыло видимо-невидимо: и старшие командиры, и младшие, вплоть до комэсков и командиров звеньев. Весь чай у нас выпили, не поверите, Николай Федорович!
— Только чай? — прищурился командующий фронтом.
Катуков посмотрел на него ясными, честными глазами:
— Только чай, — повторил он. — Кстати, не хотите ли коньяка?
— Не могу, — сказал Ватутин.
Катуков рассмеялся от души:
— И я не могу — желудок болит… Похоже, вся радость жизни комэскам достанется... Сели мы с ними за стол, разложили карты и подробненько все обсудили: где кто будет находиться, как будет обозначен передний край наземных войск. Чтобы больше своих не бомбили и не штурмовали.
— Ну, добро, — проговорил после паузы Ватутин. — Теперь вот что. Мы в штабе фронта считаем, что главный удар противник нанесет на Обоянь, в вашем направлении — и в направлении вашего ближайшего друга и соседа, Шестой общевойсковой армии Чистякова. Вы же дружите с Иваном Михайловичем? Вот вместе в бой и пойдете. Будьте готовы.